Второе пророчество

Я сильно сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и призадумалась. Мне стало понятно: идея позвать нас в Дозор принадлежала вовсе не этим двум парням, а кому-то гораздо более умному, причем стоящему над ними обоими и к тому же основательно во мне заинтересованному. Вот и пришлось Стасу, за что-то изрядно меня ненавидящему, но до поры до времени вынужденному скрывать свои истинные чувства, собрать волю в комок да выполнять данное ему поручение. Вот только кем и зачем оно было дано? И какой смысл крылся за недосказанной фразой: «но без тебя…»? Для чего я им понадобилась на самом деле? Но, увы, правда об истинных целях затеянного Стасом похода пока оставалась скрытой за семью печатями, потому что даже самая большая правда всегда бессильна против маленькой лжи, если эта ложь устраивает всех! Их ловко придуманное вранье, похоже, волновало только меня, а потому я горела прямо-таки безумным желанием обязательно разобраться в сей непонятной, лихо закручивавшейся вокруг меня афере. А тот факт, что нас с Галкой намеренно втянули в знакомство с диггером и в импровизированный Ночной дозор, нынче стал уж слишком очевидным…

Глава 5

Мужчина, при рождении получивший имя Рейнгольд фон Берг, открыл глаза, словно подернутые изморозью, настолько необычен был их цвет — светло-серый, с серебристым отливом. Несколько минут он бездумно смотрел на неровный потолок пещеры, испещренный крупными кристаллами желтоватого кварца, прислушиваясь к своим невнятным ощущениям… Он не понимал, кем является, где находится сейчас и почему попал в столь странное место. Поначалу он совсем не чувствовал своего тела, но потом его охватила ужасающая боль, вызванная ускорением кровотока в восстанавливающихся после анабиоза конечностях. Начинаясь в пальцах ног, горячая волна скачками поднималась по телу, распространяясь на каждый нерв и клетку, вызывая непроизвольное сокращение мышц, и в итоге вырвала негромкий стон из-за его плотно стиснутых зубов. Он рывком поднял голову, безжалостно отдирая пряди примерзших к подушке волос, и вскрикнул, но не от физической муки, а от куда более невыносимого душевного страдания, инициированного вернувшейся памятью. Он снова обрел себя, а вместе с тем повторно пережил в мыслях все выпавшие на его долю испытания…

Согласно фамильным метрикам Рейн родился в тысяча девятьсот десятом году, в знаменитой немецкой семье фон Бергов, насчитывающей в своей длинной родословной немало выдающихся ученых, исследователей и путешественников. Его отец Эрнст фон Берг заведовал крупнейшей из кафедр Берлинского университета, посвятив жизнь антропологии, археологии и изучению древних религий. Профессор фон Берг принял участие в нескольких научных экспедициях, исследовавших самые отдаленные уголки мира и окутанных аурой строжайшей секретности. Женился он поздно, к вящему неудовольствию семьи выбрав себе в супруги не какую-нибудь почтенную арийскую девушку с безупречной репутацией, а полудикую венгерскую красавицу, с коей познакомился в одной из своих авантюрных поездок. К облегчению всех членов многочисленного семейства фон Бергов, так и не признавших брак Эрнста законным, девушка умерла вскоре после родов при весьма таинственных обстоятельствах, оставив после себя маленького сынишку — Рейна.

Свою нестандартную внешность — очень высокий рост, бледную кожу и совершенно белые волосы — Рейнгольд унаследовал от матери, которую совершенно не помнил. Как ни странно это выглядело, но в доме не сохранилось ни одной ее фотографии, поэтому мальчику пришлось полагаться на слова отца, клявшегося, что в их роду лишь одна иноземка Ханна имела такие прямые светлые волосы, бледную кожу и гипнотический взгляд прозрачных, словно родниковая вода, глаз. Сверстников Рейн чурался, недолюбливая задиристых мальчишек за издевательские насмешки над его броской внешностью. Они так и не приняли юного фон Берга в свою компанию, с некоторой завистью прозвав того «привидением». Впрочем, на самого Рейна это не производило никакого впечатления. Все свободное время он проводил за книгами, с отроческих лет поражая отца четкостью мышления, талантом к точным наукам, мелодичностью голоса с ярко выраженными вокальными данными и склонностью к языкам, дающимся ему с необычайной легкостью.

Рейн рос воистину необыкновенным ребенком. И лишь одно явление немного омрачало пору его безоблачного детства — странные провалы в памяти, преследовавшие тихого долговязого мальчишку, да редкие приступы ночного сомнамбулизма, заводившие Рейна то на крышу родового имения, то и вовсе на узкие улочки близлежащего городка. Эти не поддающиеся логическому обоснованию вылазки всегда заканчивались сильными головными болями, многочисленными обильно кровоточащими ссадинами и порезами, да еще полнейшей неспособностью вспомнить о том, где именно он был и что делал. Отец сердито хмурил брови и торопился увести сына домой. К счастью, с достижением половозрелого возраста лунатизм Рейна заметно поутих, постепенно сойдя на нет.