Вторая жизнь Уве

Когда они собрались из Испании в обратный путь, в автобусе Соня все прикладывала руку Уве к своему животу, и Уве впервые почувствовал, как колотит своими ножками ребенок. Еле-еле, словно сквозь ватную прихватку, ощущал слабые толчки. Часами сидели они с женой, слушая это глухое биение. Уве ничего не говорил, но украдкой (Соня заметила) утирал глаза тыльной стороной ладони, наконец, не выдержав, вскочил с кресла и умчался со словами «в сортир надо».

Так кончилась счастливейшая неделя в его жизни.

И наступила самая страшная.

22. Уве и говорящий гараж

Уве с кошаком, прижухшие, сидят в «саабе», который стоит на грузовой эстакаде недалеко от входа в больницу.

— Кончай смотреть на меня так, будто это я виноват, — говорит Уве кошаку.

Кошак смотрит в ответ — он не сердится, скорее расстроен. Уве уныло таращится в окошко. Что ж, он в таких же расстроенных чувствах.

Никто ведь и не собирался, снова здорово, торчать перед этой больницей. Чтоб им пусто было, этим больницам, в третий раз за неделю притащились сюда, леший их забодай. Но разве у него был выбор? Нет, со всей честностью Уве признает, что торчат они тут из-за самого подлого шантажа.

С самого утра день пошел сикось-накось.

А началось все с ежедневного обхода, когда Уве с кошаком вдруг обнаружили, что кто-то своротил табличку, запрещающую проезд по территории. Поколупав столб ногтем, Уве обнаружил следы белого лака, после чего выдал семиэтажную тираду, так что даже кот слегка растерялся. На дорожке перед домом Аниты и Руне Уве обнаружил окурки. И так взбеленился, что пошел обходить окрестности по второму разу — лишь бы прийти в себя. А когда воротился, кошак поджидал его в снегу и смотрел с укором.

— Я-то тут при чем? — промямлил Уве и ушел в сарай.

Вынес лопату. Вышел на дорожку между домами. Постоял — синяя куртка вздымалась-опускалась, вторя его дыханию. Он глядел на дом Аниты и Руне, и челюсти сводило так, аж зубы скрежетали.

— Не моя вина, что старый хрыч так сдал, — сказал он уже чуть уверенней.

Судя по взгляду, кошак не нашел его довод достаточно убедительным. Тогда Уве наставил на него лопату:

— Думаешь, я с властями прежде не бодался? Думаешь, эти бюрократы так сразу и упекут Руне? ХРЕНА ЛЫСОГО! Разведут свою канитель с волокитой: кассации да апелляции, суды да пересуды! Вот так-то, брат. Ты думаешь, они вот так прям сразу, а уйдут месяцы. Годы! А я? Ты думаешь, буду сидеть сложа руки только потому, что этого хрыча Альцгеймер хватил?

Кошак не ответил.

— Что, непонятно говорю? Понимаешь ты или нет? — вспылил Уве и отвернулся.

Он чистил снег, затылком чувствуя кошачий взгляд.

Вот. Впрочем, по чести сказать, это не та причина, по которой Уве с котом оказались теперь в «саабе» у больницы. Настоящая причина имела прямую связь с тем обстоятельством, что Уве отправился чистить дорожку. Ведь именно в тот момент возле его дома нарисовалась та самая журналистка в «аляске» лягушачьего цвета не по росту.

— Уве? — спросила она, как будто волнуясь, что после давешней встречи он успел сменить имя.

Уве продолжил кидать снег, ни единым мускулом не выдав, что заметил постороннее присутствие.

— Я хочу задать вам несколько вопросов… — завела было речь она.

— Хотеть не потеть. Не вредно, — огрызнулся Уве и заработал лопатой с такой силой, что не поймешь — не то он чистит дорожку, не то роет яму.

— Но я просто хо… — сказала было журналистка, но осеклась — Уве, заведя в дом кошака, хлопнул дверью у нее перед носом.

Присев на корточки в прихожей, Уве с кошаком ждали, когда же она свалит. Но она и не думала уходить. Забарабанила в дверь с криками: «Но ведь вы же герой!»

— Во психованная баба! — заметил Уве коту.

Кот не спорил.

Журналистка не только не унялась, а колотила в дверь все настойчивей, кричала все громче, так что Уве, уже не зная, куда деться, выскочил на крыльцо и приставил палец к губам — «тсс», — даром что тут не библиотека.

Тетка заулыбалась, чем-то помахала ему — Уве принял эту штуковину за какой-то диковинный фотоаппарат. Или что-то в этом роде. В эти нынешние времена, черт их раздери, уже и не разберешь, что фотоаппарат, а что нет.

Она попыталась войти. Лучше бы не пыталась.

Уве выставил вперед здоровенную пятерню, перегородив тетке дорогу, и машинально выпихнул за порог — она чуть не полетела головой в сугроб.

— Спасибо, не нужно, — сказал Уве.

Кое-как удержав равновесие, она снова помахала ему фотоаппаратом, снова радостно заголосила. Уве не слушал. Волком глянул на фотоаппарат, как на дуло ружья, и решил — бежать! Урезонивать эту психическую — без толку, это яснее ясного.

Уве с кошаком вышли, заперли дверь и — быстрей, быстрей — кинулись к гаражам. Журналистка — за ними.

Ну так вот. По правде говоря, и это еще не причина, по которой Уве очутился перед больницей. Четверть часа погодя, когда Парване подошла к дому Уве вместе со своей младшенькой и постучалась в дверь, никто не открыл, но тут со стороны стоянки до нее донеслись голоса. И вот это уже впрямую подводит нас к причине, по которой Уве оказался перед больницей.