Вторая жизнь Уве

— Вот сволочь! — бормочет он.

— Я хотела узнать, как вы… — пытается спросить она, но Уве уже протиснулся наружу и бросается в погоню за белой «шкодой», которая, обогнув парковку, едет в сторону домов.

Нагнав машину, Уве принимается барабанить по стеклу — женщина в очках, сидящая справа от водителя, от неожиданности подбрасывает свои папки — бумажки вываливаются ей на голову. Водитель в белой рубашке, напротив, бровью не ведет. Опускает стекло.

— Что такое? — спрашивает.

— По территории ездить запрещено, — клокочет Уве, поочередно указывая вытянутой рукой на дома, на «шкоду», на белую рубашку, на стоянку. — Для машин у нас есть с-т-о-я-н-к-а!

Белая рубашка смотрит на дома. Потом на стоянку. Потом на Уве.

— У меня есть разрешение муниципалитета подъезжать к самому дому. Так что будьте любезны отойти в сторонку.

Опешив от такой наглости, Уве растерянно ищет что ответить, но в голову не лезет ничего, кроме ругани. Белая рубашка тем временем достает из бардачка сигаретную пачку и легонько стучит ею о колено.

— Поберегитесь, будьте добры, — предупреждает он Уве.

— Да что тебе тут надо? — бросает тот в ответ.

— А это вас не касается, — отвечает чиновник в белой рубашке механическим голосом, словно автоответчик, сообщающий Уве, сколько тому еще томиться в ожидании ответа телефонного оператора.

Вытянув из пачки сигарету, чиновник сует ее в уголок рта, закуривает. Уве надсадно дышит, грудь под курткой ходит ходуном. Женщина, собрав свои папки и бумажки, поправляет очки. Белая рубашка вздыхает, смотрит на Уве как на сорванца, который никак не хочет убраться со своим скейтбордом с тротуара.

— Сами ведь знаете, зачем мы приехали. В крайний дом, чтобы пристроить Руне.

Рука, просунувшись в окошко, стряхивает пепел о зеркало «шкоды».

— Пристроить? — переспрашивает Уве.

— Ну да, — равнодушно кивает белая рубашка.

— А как же Анита, вдруг она против? — фыркает Уве, стукнув указательным пальцем по крыше машины.

Покосившись на сидящую справа женщину в очках, белая рубашка снисходительно ухмыляется. Поворачивается к Уве и поясняет медленно-медленно. Как для тупых.

— Это не Анита решает. А комиссия.

Дыхание перехватывает все сильнее. Сердце бьется уже где-то в горле.

— Я вас не пущу, на машине нельзя, — рычит Уве сквозь стиснутые зубы.

Кулаки к бою. В голосе сталь. Но человек в белой рубашке невозмутим. Спокойно гасит сигаретку о лакированный бок машины, кидает бычок на землю.

Словно все, что сказал сейчас Уве, — это несвязный лепет старого маразматика.

— Интересно, как же это вы меня не пустите? А, Уве? — спрашивает чинуша наконец.

Имя, сорвавшись с его уст, ударяет Уве под дых. Уве скрючивается вопросительным знаком, разинув рот и блуждая взглядом по капоту.

— Откуда ты знаешь, как меня звать?

— Да я много чего про вас знаю, — говорит чинуша.

Уве едва успевает убрать ногу из-под колес — резко тронувшись, «шкода» продолжает путь в сторону домов.

— Это кто такой? — спрашивает журналистка в «аляске» у него за спиной.

Уве оборачивается.

— А ты откуда знаешь, как меня зовут? — подступает он к ней, требуя немедленного ответа.

Та, попятившись и убрав прядь со лба, неотрывно смотрит на сжатые кулаки.

— Я в местной газете работаю… Мы беседовали с людьми, которые были на перроне, когда вы спасли того мужчину…

— Как ты узнала мое имя? — Голос Уве дрожит от гнева.

— Вы заплатили за билет банковской карточкой. По кассовому чеку я пробила ваши реквизиты, — отвечает она, попятившись еще на шаг.

— А он!!! ОН как узнал мое имя? — ревет Уве, махнув туда, куда укатила «шкода». Жилы на лбу его вздуваются, точно черви под барабанной шкурой.

— Я… Я не знаю, — лепечет она.

Уве яростно сопит и буравит ее взглядом. Словно пытается поймать на лжи.

— Понятия не имею, я его вообще впервые вижу, — клянется она.

Уве еще суровее сверлит ее взглядом. Наконец сухо кивает. Развернувшись, шагает к своему дому. Она зовет его, он не отзывается. Следом за ним в дом вбегает кошак. Уве закрывает дверь. Тем временем на краю улицы чиновник в белой рубашке и женщина в очках на носу и с папками в руках звонят в двери Аниты и Руне.

Уве опускается на табуретку в прихожей. Его трясет. Отвык, подзабыл он это чувство. Обиды. Унижения. Беспомощности. Бессмысленности борьбы с людьми с белых рубашках.

Они вернулись. Их тут не было с тех пор, как он привез из Испании Соню. После аварии.

21. Уве и испанец по имени Шоссе

Ехать автобусом — это, разумеется, была ее идея. Уве вообще не понимал, зачем ей это нужно. Раз уж приспичило тащиться куда-то, могли бы поехать на «саабе». Однако Соня так настаивала, что на автобусе «так романтично», стало быть, это ужасно важно для нее, смекнул Уве. Ну, автобусом так автобусом. И плевать, что у них там в Испании, похоже, все сплошь шепелявые, знай играют иностранную музыку по ресторанам да заваливаются спать среди бела дня. А еще, пока ехали туда, народ в автобусе как сел спозаранку, так давай накачивать себя пивом — шапито на выезде, да и только.