Женщина отдает мне мальчика. Он ворочается, но не просыпается, прижимается головой к моей шее, щекочет ее легким теплым дыханием.
– Спит себе, – тихо говорю я и глажу его пальцем по щеке.
– Надеюсь, так и дальше будет. – Его мать опускает сумку на пол и облегченно вздыхает. – Никому не хочется сидеть в поезде рядом с орущим ребенком. И мне меньше всех. – Она нагибается за сумкой и пристраивает ее сверху на багажной полке. – Не знаю, что тяжелее. Он или вот это вот.
– Сколько ему?
– Два.
– А, эти ужасные двухлетки!
– Все ужасы он приберегает для мамы с папой, – устало говорит она. – Его бабушка даже не верит, когда мы рассказываем, какой бес в него вселяется иной раз.
Она протягивает руки, и я отдаю мальчика. Он открывает сонные глаза и снова смыкает ресницы. Мне так не хватает этой тяжести и тепла…
– Я вам верю.
– Значит, у ваших внуков бабушка мудрее, чем у него.
– Я не бабушка, я мать.
Женщина удивлена. Мне и самой удивительно. Слова эти вырвались сами собой. Не знаю даже, что я чувствую. Может быть, я стала сильнее и моя вера окрепла, а может быть, я просто жалкая обманутая дурочка.
– Берегите его, – говорю я, протискиваясь мимо попутчицы, и щекочу мальчика под подбородком. – А ты веди себя хорошо, слушайся маму. Может, это и не всегда нравится, но потом сам увидишь, что так лучше.
Прохожу в следующий вагон, сажусь на свое место и закрываю глаза. Перед ними мелькают картинки: Эми в Леголенде, в Брайтоне, в Хэмптон-Корт. Я даже почти чувствую запах ее мокрого шерстяного пальто, запах лакричных леденцов, когда она зевает, солнцезащитного крема и антисептика.
У меня звонит телефон. Мужчина напротив неодобрительно цокает языком, показывает на знак на окне – «тихий вагон». Я выхожу и отвечаю на звонок за дверью.
– Бет, это Либби. Планы меняются.
– Что случилось? – спрашиваю я. – Неужели опять с Эсме что-нибудь?
– Нет, с ней все в порядке. Мне нужно на работу забежать. Мы не сможем встретить вас на вокзале, как дочка хотела. Извините. – Особенного сожаления в ее голосе не чувствуется. – Я заберу Эсме от подружки по пути домой. Вернемся к вашему приезду. Пришлю вам эсэмэску с адресом.
Через минуту у меня уже есть адрес с пояснениями, как проехать.
Автобусы номер 43, 45, 105 от вокзала Пикадилли.
Беру такси. Водитель смотрит недоверчиво, когда говорю ему, что ни разу не бывала в Манчестере.
– Второй город Англии, – говорит он. – И не слушайте, что там бирмингемцы болтают. Они и говорят-то не по-людски. Что выговор, что футбольная команда – все у них негодное.
По пути он показывает мне несколько достопримечательностей; в разговоре так же тянет гласные, как Эсме. Каменное здание библиотеки белесовато-серое, как мой камешек. Хороший знак. Колонны библиотеки и ее небольшие округлости смягчают резкие углы сверкающего величественного здания Бриджуотер-Холл, которое стоит рядом.
– Говорят, звук тут – что надо. Я-то, правда, не бывал, – произносит таксист. – Моцарт, скрипки, все такое – мне этого даром не надо. А вон то местечко, по другую сторону улицы, – это уже по моей части. Было, вернее. Сейчас-то его закрыли, переделали под квартиры для богатеньких.
На двери дома из красного кирпича висит вывеска «Гасиенда».
– Лучший в мире клуб, – поясняет водитель, и его печальный голос как-то не вяжется с этими хвастливыми словами. – Кто там только не играл. «Стоун роузиз», «Хэппи мандиз». Даже Мадонна, пока еще в звезды не выбилась. Я их всех там перевидал.
Мужчина поглядывает на меня в зеркало заднего вида. Лет ему, по-моему, сорок пять или около того, значит или очень рано начал ходить по клубам, или просто жертва ностальгии по прошлому, которого сам толком и не застал. Мне вдруг приходит в голову, что в этом он похож на меня.
– Вы всю жизнь здесь живете? – спрашиваю я, поудобнее усаживаясь на сиденье.
– Я-то? Коренной манчестерец, – отвечает он, гордо приосанившись. – Здесь родился, здесь и умру.
– «Сити» или «Юнайтед»?
В зеркале видно, как взлетают вверх его седоватые брови.
– «Юнайтед»! Недаром кровь красная, как говорится. – Мужчина пренебрежительно хмыкает.
– А «Ливерпуль» разве не тоже в красном играет? – Оказывается, я довольно много подцепила от Брайана с его неоригинальным пристрастием к «Скай спортс»[10].
Таксист втягивает воздух сквозь зубы:
– Поаккуратнее, нечего у меня в машине неприличными словами выражаться! – Он шарит рукой под приборной доской. – Где-то тут была кнопка, чтобы выбросить пассажира вместе с сиденьем. – Подмигивает мне в зеркало. – В нашем племени свои законы. Но люди тут хорошие. Всегда выручат.
– Это, безусловно, ценное качество.
– Вы только спрашивайте поаккуратнее. Нашим дай волю, начнут трепаться – не остановишь.
– Еще лучше! Для меня это большое облегчение.
– По делам, что ли, приехали?
– Вроде того. В гости к… родственникам. И кое-что изучить заодно.
На лбу моего собеседника от недоумения собираются морщины.
– Вот уж не знаю, что там, в Уайтеншо, изучать. Уайтеншо-холл разве.
– А это что такое?