Неужели и я был убит? Иначе я не попал бы к профессору Галактионову. Да, со мной случилось что-то страшное... Чувствую, что руки и ноги целы, а пошевелить ими не могу. Надо попытаться вспомнить все.
Итак, я оформил документы. Машину у меня взяли, а мне надо было ехать в цветочный магазин. Я стоял у подъезда штаба и ждал, не попадется ли на глаза кто-нибудь из друзей-офицеров. Машину мне дал Гарвин, сам предложил. Почему именно он? Гарвин не был мне другом. Он все время старался держаться около адъютанта Фромма. Я не знал, что Гарвин такой скупой. Он потребовал у меня долг, какую-то мелочь. В тот день мне не хотелось отдавать: денег в кармане оказалось немного, а нужно было купить цветы Юв, еще кое-что для нее и иметь на всякий случай про запас. Гарвин и слушать не хотел, как я ни уверял, что верну долг завтра. "Только сегодня". - настаивал он. - "Но я никуда не денусь!" "Кто тебя знает!" - отвечал он.
Пришлось отдать. Я поехал и скоро заметил, что за мной неотрывно следует превосходная машина Я остановился возле цветочного магазина. Эта машина, подойдя вплотную к моей, тоже остановилась, но дверца ее не открылась, и человек за рулем - он был в штатском костюме - сидел отвернувшись. Когда я нагнулся, чтобы захлопнуть дверцу, в этот момент... Но больше ничего не помню.
Так что же, выходит, Гарвин знал, что меня убьют. Он боялся потерять свои деньги.
"Жадность на деньги подобна стрелке компаса: как ни крути его, стрелка непременно покажет ту сторону, где можно написать слово "преступление", - так говорил когда-то мой отец.
Гарвин, а за ним - Фромм, конечно... Надо сказать об этом. Где профессор? Надо, чтоб знал отец, знали на родине..."
Этот неожиданный вывод, к которому наконец привели его воспоминания, возникшие издалека, как будто встряхнул его всего. Он резко приподнял голову, опираясь на руки, но тотчас же опустил ее, застонав.
- Тише... Вам нельзя двигаться, - послышался сбоку нежный просящий голос.
О, как сразу забилось сердце! В висках больно застучала кровь и помутилось в глазах.
- Юв, - шепотом произнес он первое слово. - Ты?...
Молчание. Кто-то стоял рядом - слышны дыхание, шелест платья.
- Нет, - ответил тот же голос. - Это я, Эрика Зильтон.
- Эрика? - удивился он.
Боль постепенно утихла, туман спал с глаз. Он разглядел тонкую фигурку в белом халате, худенькое лицо. Это не Юв...
- Она скоро придет, - сказала Эрика.
- Придет, - тихо повторил он. - Он хотел представить Юв здесь, вместо Эрики, но это не получалось. Была только Эрика.
- Почему вы здесь?
- Я после расскажу. А пока вам нужно отдыхать, лечиться.
"Да, надо лечиться, чтобы жить, - подумал он. - Как это хорошо - жить! Но - Фромм... Как подло они поступили!"
Браун стиснул зубы от негодования, и тотчас голова будто раскололась, в глазах все подернулось туманом...
ЖИВОЙ!
- Скажешь профессору Галактионову, что он поступит в высшей степени неблагоразумно, если не примет моего предложения. Внуши, что он получит не только огромные деньги, - я гарантирую его безопасность и полную свободу. Нибиш защитит надежнее, чем закон. Не забудь напомнить, что ему нет смысла и расчета возвращаться на родину: там ему будет уготована ссылка в Сибирь, если не хуже, - это ты отлично понимаешь сам. Иди и не появляйся мне на глаза, пока не сломишь упорства Галактионова.
И человек, получивший задание с такими наставлениями, отправился к русскому профессору. Ему было лет пятьдесят. Лицо его сплошь покрывали веснушки, издали они молодили, придавали здоровый, цветущий вид, а вблизи отчетливо выступали косые морщины.
Несмотря на летнюю жару, он носил просторное светлое пальто - оно скрывало старый с протертыми рукавами костюм; на голове - серая шляпа с широкими обвисшими полями. Он шел не спеша, обдумывая, как лучше подступиться к Галактионову...
- Здравствуйте, профессор.
Перед Галактионовым стоял тот самый человек, которого он видел в памятный день на пути к цветочному магазину. Даниил Романович снова подумал, что он где-то встречал этого человека. Только было это давно, когда на его лице не было морщин и светло-рыжие брови не торчали кисточками; взгляд серых глаз был грустно задумчивым, а не нагловатым и колючим, как сейчас.
- У меня к вам серьезное дело, - сказал он на чистом русском языке, и Галактионов больше не сомневался, что гость его русский.
У Даниила Романовича в это время был Макс. Галактионов попросил его выйти в другую комнату и, не приглашая посетителя садиться, сказал:
- Слушаю вас. Но могу для этого выкроить пять минут. Даниил Романович на ходу дожевывал бутерброд, одновременно завязывая галстук.
Посетитель, не снимая шляпы, сел в кресло, вытянул ноги, не спеша достал сигару, откусил кончик ее, сплюнул на пол, но угадал себе на пальто, закурил. Затем, поглядывая на дверь, тихим голосом изложил предложение Нибиша.
- Вы получите полмиллиона и надежную защиту от правосудия, - сказал он, помахивая сигарой и отгоняя дым.
Галактионов одернул пиджак и взял шляпу.
- Я уже слышал это предложение и послал Нибиша вместе с его шантажистом к черту.