Вторая жизнь

Они собирались погостить неделю, но Лиза, переночевав еще одну ночь на раскладушке под тонким одеялом, рано утром собрала сумку. За прошлый вечер она все про себя узнала – что худая, больная, заносчивая, готовить не умеет, никто на ее кости не позарился, так она Роме в ноги должна кланяться – такой мужик в ее сторону посмотрел. Конечно, его потянуло на столичную штучку, таких баб он никогда не видел, а потом сы́ночка вернется и здесь женится. Тут-то все девки нормальные, видные. Всем же известно, что жену надо из своей деревни брать. Чтобы характерами совпадали. И еще надо посмотреть – сможет ли родить. Корову по рогам смотрят, а девку – по родам. Эта же кого выносит? Да и не будет она рожать. Такие штучки-дрючки не рожают, для себя живут. Так и хорошо, Рома ее скорее бросит. Ему же семья нормальная нужна, чтобы жена и выносить могла, и родить нормально, и кастрюлями громыхала, и чтобы подавала, уносила. А с этой одни проблемы – да если и забеременеет, сама точно не родит, резать будут. А всем известно, что дети, которых через разрез достают, неполноценные. Да и эта, не пойми что у нее на уме. Глаза злые. Это она по первости сдерживается, а дальше лицо свое покажет. Все нутро наружу полезет. Ну ничего. Дай бог, Рома у нее еще полквартиры отсудит. А что? Кто скажет, что не будет прав? То есть он ее обхаживает, в постель с ней ложится, а потом – пошел вон? Э, милочка, за все надо платить. А уж за такого мужика под боком тем более. И полквартиры – это еще, считай, даром. Да пусть парень перебесится, там видно будет, разберется. Только бы детей пока не заводили. Тогда развернулся и вышел, никаких обязательств. Если дети, тогда алименты надо платить. Зарплата у него хорошая, а так отдавай, будь здоров и не кашляй. А от кого она ребенка нагуляет, это тоже еще вопрос. На лбу написано, что до Ромы у нее много мужиков было. Так что, остановится? Конечно, нет. Поставила печать в паспорт для репутации, для порядку, чтобы пальцем не тыкали, и по новой пойдет. А что, Рома будет с рогами ходить? Нет, он не такой. Разведется, конечно. И хорошо – считай, прописка московская, полквартирки отсудит, у такой – сам бог велел отсудить, и дальше заживет. Хорошо заживет. Домой вернется, жену найдет и пусть опять в свою Москву уезжает, деньги зарабатывает. А уж она с невесткой тут управится. Крепче брак будет – если долго не видишь мужа, а тот с деньгами приезжает, так такая любовь будет, что туши свет. На что она, Валентина Даниловна? Она объяснит невестке, как себя вести нужно. Этой-то без толку объяснять – не поймет. А своя послушается, свекровь матерью называть станет. Да и дети здесь, под приглядом, – на здоровом питании.

– Ром, а помнишь Люську? Ну, Люську! – не унималась Валентина Даниловна. – С которой ты на выпускном в кустах зажимался, такая с челкой, как у пони! Замуж вышла! За Сашку! Представляешь? Не дождалась тебя, так страдала… Так уже с пузом ходит! А Наташка? Ну, с которой ты в десятом классе любовь крутил. Уже двоих родила, так-то. А к Надьке не сходишь? Сходил бы. Она ж все глаза выплакала, когда ты уехал. Все к тебе рвалась. Замуж, конечно, выскочила. Но муж у нее так себе – бросит она его, если ты позовешь.

– Мам, перестань, – в который раз просил Рома.

– А чё такого-то? Чё я такого говорю? Пусть твоя жена знает. Если умная, поймет. Если дура, так сам дурак, что на дуре женился.

Лиза собрала сумку. Рома молча обнял мать. Валентина Даниловна что-то кричала в сердцах, проклиная и обещая, что на порог не пустит такого сына, который от матери ради жены отказался. Но как-то очень показушно кричала – было понятно, что пустит, только без жены.

– Я по-другому твою маму себе представляла, – сказала Лиза в автобусе.

Лиза не понимала главного – зачем Валентине Даниловне понадобилась эта актерская бравада. Зачем свекровь изображала из себя разухабистую простоватую и хамоватую бабенку. Ведь не такая уж и простоватая, как хотела показаться, – к Лизе присматривалась, оценивала, щипала взглядом. Лиза же не понимала, почему нельзя спокойно поговорить, познакомиться без шуток-прибауток. Дешевая клоунада. И ведь видела, что у свекрови есть турка и кофе молотый, есть и одеяла теплые. Что она показать хотела? Или думала, что Лиза примет за чистую монету ее якобы пьяный плач Ярославны? Она прекрасно видела, что Валентина Даниловна выпила только одну рюмку, а потом воду в стопку наливала. Зачем было изображать из себя пьяную? Чтобы Лизу позлить?

– Не обижайся на нее, она на самом деле хорошая, – вступился за мать Рома.

Лиза хотела ответить, что свекровь на самом деле – актриса. И не такая уж хорошая.

Эту поездку они больше не вспоминали.

* * *

Прошло несколько лет. Полина чаще видела Ольгу Борисовну, чем Лизу. Мария Васильевна стала для Лизиной матери сиделкой, секретарем, подругой. Болезнь прогрессировала. Кроме своей «Машеньки», Ольга Борисовна никого не узнавала и никого не желала видеть. Машенька заменяла ей телевизор, радио, книги и все остальное. Ольга Борисовна ложилась спать в шесть вечера, чтобы проснуться в пять утра и ждать Машеньку.