Он заправил баллоны скафандра, залез в него и сделал это. Маячок заработал. Пусть его сигнал слаб, пусть он будет прерываться из-за вращения астероида, но все же рано или поздно он, вероятно, будет услышан. Этого пока достаточно. Остается просто ждать. Кто-нибудь другой добавил бы: «И не свихнуться», — но на то он и другой. Человек не верил, что это ему грозит. Пусть сходят с ума слабаки и неврастеники, а его психика под железным контролем.
Так думал он до тех пор, пока, вернувшись, не увидел на потолке зала нацарапанный рисунок: человек, каким его изображают дети лет примерно трех, и бок о бок с ним нечто бесформенное, не то амеба, не то клякса. И психика едва не дала сбой. Пришлось убеждать себя в том, что рисунок просто не был замечен раньше. Почти получилось.
Допустим! Допустим! Пусть рисунку сто лет. Но потолок высок, до него не допрыгнешь и при малой здешней тяжести, на нем не удержишься, и нет никаких сооружений, по которым можно было бы вскарабкаться. Антиграв? Возможно. Но кто позволил бы ребенку баловаться с антигравом в машинном зале? Никакого ребенка сюда вообще не допустили бы. А приди в голову взрослому дикая фантазия царапать не стену, а именно потолок, он, надо думать, изобразил бы что-нибудь более реалистичное и, вероятно, похабное...
На всякий случай человек перетащил найденный в жилом секторе тюфяк в подсобку и забаррикадировал дверь. Железный прут лежал рядом.
Спалось все равно плохо. Не раз настороженный слух ловил слабые, возможно, кажущиеся шорохи. Да что же это за хрень такая! Не хватало еще слуховых галлюцинаций! Яснее ясного: где-то в глубоких штольнях осыпается порода, и шуршащий звук, передающийся по телу астероида, обычен и безопасен...
Черта с два оседанием породы объяснишь рисунок на потолке! И главное, напал-то кто?
Невыспавшийся и злой, человек разбаррикадировал дверь и, выйдя (прут в руке) в машинный зал, цепким взглядом оглядел помещение. Никого. Тогда он поднял глаза вверх.
Рядом с рисунком красовалась надпись. Всего одно слово корявыми печатными буквами.
«ПОГОВОРИМ?»
—
–
—
—
–
–
–
–
–
–
–
–
–
4
— Эй! Где ты? Ну говори, говори, я слушаю!
Эхо дважды облетело зал и зачахло в негромком гудении механизмов. Человек повторил клич, выждал, поорал еще немного и плюнул. В сотый раз всмотрелся в надпись. Н-да... как курица лапой. Даже хуже. Да еще этот рисунок человечка — кривобокий овал тела, кружок головы и палки конечностей. Руки без пальцев, ноги разной длины и без ступней. Из подробностей лица один лишь рот, причем кривой, как будто человечек болезненно морщится, отведав какой-нибудь кислой дряни. Первобытного художника, осмелившегося нацарапать на стене пещеры такой рисунок, соплеменники съели бы на завтрак: а не тужься, раз не умеешь!
— Эй!..
Нет ответа.
— В молчанку играть будем, да?
Видимо, да.
— Ну молчи, раз тебе нечего сказать...
В руке — прут, в мыслях — сумбур. Для начала человек натаскал в подсобку провизии и воды: следовало предусмотреть любые нежданчики, в том числе осаду. Затем, повесив на плечо сумку с инструментами, отправился на административный ярус.
Целеустремленно и методично он взламывал все, что было заперто: помещения, шкафы, ящики столов. С единственным запертым сейфом пришлось как следует повозиться, и результат того не стоил: всего лишь копия деловой переписки столетней давности. Видно, какой-то аккуратист-чинуша не позабыл запереть сейф в суматохе эвакуации. Остальной персонал по большей части не затруднял себя точным следованием букве инструкции: многое из того, что можно было запереть, оказалось незапертым.
Радости это не принесло: ни оружия, ни каких-либо указаний, способных пролить свет на местные странности. Если местные шишкари и вели какие-то записи личного свойства, то прихватили их с собой. Главный компьютер — мозг подземного городка — остался мертвым, несмотря на все ухищрения. Ничего удивительного: кварковая электроника, как правило, столько не живет, даже если ею не пользуются, а уж об интегральных биосхемах и говорить нечего: скончались и протухли. Словом, день прошел не совсем впустую лишь в том смысле, что отрицательный результат — тоже результат.