Вторая мировая (июнь 2007)

Тогда каждый из нас хотел помочь стране в боях с фашистами. Мальчишки рвались на фронт, убегали, но их находили и привозили обратно. Я тоже хотела попасть на передовую и поступила хитрее ребят. Чтобы добраться до Москвы, мне пришлось обманывать милиционеров. Я говорила им, что еду к маме. Ехала в основном автостопом, поскольку я была маленькой, мне никто не отказывал в том, чтобы подвезти.

В общем, добиралась до Москвы девятнадцать дней.

Очутившись в Москве, я сразу пошла в военкомат, где мне жестко сказали, что фронт - это не ясли и даже не детский сад, и отправили восвояси. Но я не хотела возвращаться и тут же, не теряя времени, отправилась на станцию Лихоборы, где стояли военные эшелоны. Нашла вагон, в котором везли сено для лошадей, и спряталась в нем. Обнаружили меня только на станции Щигры Курской области. Все очень растерялись и не знали, что со мной делать. Я говорила, что хочу быть танкисткой, но мой юношеский пыл быстро охладили, объяснив, что попала я в самую что ни на есть пехоту. Возвращать домой меня не стали, а зачислили телефонисткой. Для этого мне пришлось наврать и к своим тринадцати годам прибавить еще три.

Сейчас, спустя 65 лет, из всего состава дивизии в живых осталась только я одна.

Евгений Данилович Агранович, 88 лет

В 1941 году я был студентом, только что закончил второй курс Литературного института. У меня гостил старший брат, приехавший с Дальнего Востока -он руководил там театром. Мы тогда жили в крохотной комнатке в начале Покровки, этот дом до сих пор стоит. Было прекрасное солнечное утро. Вдруг за окном раздались какие-то странные голоса - это было радио, оно говорило с какой-то необычной интонацией. Брат пошел на улицу, чтобы хоть что-то расслышать, а я сунулся к соседке. Она говорила с кем-то по телефону, очень взволнованно - не отрываясь от трубки, она сказала мне: «Война». - «С кем?» - «С немцами».

Брат первым делом послал меня за новой «тарелкой» - чтобы вся наша семья была в курсе происходящего. Я принес ее, а затем - ну, вы же понимаете, я был молодой поэт без единой опубликованной строчки - немедленно написал стихотворение и понесся в Студию эстрадного искусства (она располагалась на Берсеневской набережной) чтобы там его отпечатать на машинке. Студия была пуста, я оставил лист со стихами на столе и забыл о нем.

Вспомнить о нем мне довелось уже рядовым 20-го комсомольского отдельного истребительного батальона. Батальон был добровольческий: студентов тогда еще не призывали, потому что они ничего не умели. По идее, мы должны были ловить спекулянтов и диверсантов, разного рода лазутчиков и парашютистов. Немцы ведь как делали - сначала бомбили крупные города, а потом засылали обученных диверсантов, как правило, коренной национальности.

Самая первая награда - благодарность перед строем - была мной получена 22 июля, ровно через месяц после начала войны. Мой пост был у одного из подъездов Центрального телеграфа. В какой-то момент я увидел шпрунг - это такая прыгающая бомба, которая плюется во все стороны огнем. Она постепенно подкатывалась к окнам цокольного этажа телеграфа - а там архивы и перекрытия деревянные. И что с ней делать, прикладом по ней лупить? А все магазины вокруг были укрыты парусиновыми мешками с песком. Я вскарабкался на эту гору мешков, схватил один - он килограммов тридцать весил - и бросил его в «зажигалку».

А потом была оборона Москвы - моя дивизия была задействована в отражении армии Гудериана (военной науке он, как известно, учился в Москве). И это, я вам скажу, была перемена всех представлений. И наших, и противника. Мы в первый раз увидали, что у них, непобедимых, есть спины. Им впервые с их вторжения в Польшу набили морду. Морозец нам помог, конечно, - мы-то были у себя дома, а вот немцы замерзали. То тут, то там при контрнаступлении мы натыкались на обмороженные трупы фрицев.

И я хочу сказать настолько громко, насколько это возможно: победа была выкована в 1941 году. Миллионы пропавших без вести, «в списках не значащихся», солдат рассеянных частей - это они своей кровью задержали и измотали фрицев, которые проехались по Европе, это они сломали им хребет под Москвой. По воле Сталина они до сих пор остались без наград, их вдовы и дети не получили никаких льгот - они даже похоронки не получили, где хотя бы было сказано, что муж и отец погиб героем. Настало время низко поклониться этим неизвестным.

Я к немцам ненависти не чувствую. Я не то что не пристрелил, я по зубам не дал ни одному пленному. Он, бедный, дрожит, ему сказали, что русские его будут сейчас заживо резать, - а ему бойцы каши несут.

Записали Анастасия Гидаспова, Алексей Крижевский, Надежда Померанцева, Павел Пряников. Фото Виктора Борзых.

Павел Пряников, Денис Тыкулов Мэр на час