Вступление

   Витька прошел к столу, сел на лавку и подвинулся к самому окну. Смотрел, как Лариса, сжав губы, взяла недопитую чашку и подержала в руках, над мусорным ведром. Если бы кинула в него, вместе с ложечкой и тряпочным кружком лимона, понял бы. Но она, помедлив, лишь перевернула, вытряхнула лимон и сунула чашку в раковину. Села на свое место напротив, подтянула ноги на маленькую скамеечку, сжала пальцы на книжке, что всегда там, на полке под рукой. Держала, как щит, перед грудью, и не замечала этого. Смотрела, как Витька льет заварку, сыплет в чай сахар.

   -Много снял?

   - Что?

   - Гуляли вы с Марфой. Снял-то много? Есть что хорошее?

   Витька пожал плечами. Но подумал о том, в зеркале, с глубокими темными глазами, который, наверное, уже может говорить о себе без лишней ненужной скромности. И кивнул:

   - Да, Лариса. Я сделал несколько отличных кадров. Будешь смотреть?

   - Буду. Чаю попей и посмотрим, хорошо?

   - Да.

- А-ахх, - сказало железо. Заскрипели пружины, тяжко раздаваясь, вытягивая гусеницами блестящие тельца.

   - Бумм, - сказало железо, когда мыщцы обмякли, медленно, плавно отпуская его на волю. Хотя, какая воля у заключенного в рамы железа, ходящего по одному и тому же маршруту: с натугой вверх и, стремительно, так, что надо удерживать, чувствуя его спиной, невидимое, - вниз...

   И снова:

   - А-ахх... Бумм...

   Солнце через широкие стекла протекло блестящей пленкой на загорелую кожу. Будто она раскалена так, что плавит острые лучи.

   Витька снимал. Вскидывал камеру, прилипал глазом к окошечку видоискателя, под железное "ах-х", нажимал кнопку. Снова и снова.

   Его подхватило и, купаясь на гребне жаркой волны, еле успевал смахивать пот, чтоб на экране не оставались мокрые разводы. Под ложечкой тонко звенело, натягивалось, не грозя порваться, а наоборот, вибрируя все быстрее и шире. Хотелось смеяться, но некогда.

   - А-ахх... - солнце ткнуло пальцем круглое колено, скользнуло по внутренней стороне бедра, вдоль напрягшейся мышцы и нырнуло в тень у края крошечных спортивных трусиков. Показало, хвастаясь, вот тут, у самой тени, на мягком, - натянулась длинная мышца и от жесткости ее бедро еще более беззащитно.

   Плавно громыхнул груз, укладываясь на место. Вздохнула потная Рита, расслабляя руки. Крякнул в восхищении Яша, что топтался рядом, не отрывая глаз. И, видел Витька, когда Рита напрягалась, разводя руками рычаги тренажера, кулаки его сжимались, - помогал.

   - Спинку, спинку держи! - прикрикнул, но Витька, не отрывая глаза от видоискателя, перебил сразу же:

   - Заткнись!

   Хотел извиниться, но не успел. Повел камеру выше, поймал искаженное мокрое лицо, подернутое радостью малой победы, как тающим ледком, и снова нажал кнопку, оставляя за краем кадра девичье ухо, часть щеки, но прихватывая пустой коридор темной блямбой и в нем маленькую норку далекого солнца в углу кадра.

   Размытые силуэты на заднем плане, длинный блеск на вымытом полу, распластанная шкура спортивного мата, всё, всё рассмотрит потом, а сейчас просто знает - получается.

   Ноа мягко двигаясь над дрожанием ребер, ласкала кожу. Солнце плющило свет о стекло. Жара пахла потными телами, мастикой, кисловатым железом и кожаными шкурами. Витька стащил свитер и бросил, остался в растянутой футболке. В носках, скользя иногда по гладкому полу, обегал вокруг, крался, изгибал спину вместе с Ритой, обходил тренажер и снимал против света, а потом, замерев сбоку, щелкал профиль и напряженный темный глаз, смотрящий вперед, но внутрь себя.

   А внутри Витьки был танец могущества и свободного дара, когда все кричит, округляя рот, ровняя его с глоткой на всю глубину, о том, что может все. Мо-о-ожет все-о-о!!!

   Яша, иногда отвлекаясь от Риты, смотрел на фотографа и брови его вздергивались, рисуя на лбу глубокие морщины. Но мерно ахало железо и он снова сжимал кулаки.

   Грохнул груз, не сдерживаемый плавными движениями. Рита нагнулась, уперла в колени дрожащие кулаки:

   - Все, не могу больше!

   - Ты моя красавица! Молодец, молодчинка! - Яша, присев, убирал с измученного лица пряди мокрых волос, гладил колено. Достал платок из кармана спортивок, вытер пот с Ритиного носа и лба. Пряча, сказал:

   - Еще подходик сделаешь и все.

   - Яш... Яков Иваныч, выдохлась... Все уже!

   - Я решаю, когда все, - голос его был ласков. Он повернулся, посмотреть, где фотограф, и увидев, что Витька остановился, нахмурился, дернул подбородком в сторону лица девушки, махнул рукой.

   Витька поднял камеру, прирос глазом. Крупно увидел, как задрожали губы, и темный глаз налился виноградной слезой. Снимал... И снова снимал, когда после фразы, которую Яша прошептал ей в мокрое ухо, вдруг закаменело лицо, и боль в глубине глаз высушила слезу.

   Рита подняла голову, направила взгляд поверх яшиной макушки, к раме большого окна. Забелели зубы, прикусившие губу. Подавая грудь вперед, снова устроила руки на рычагах и напряглась.

   - Вот и умничка, - Яша встал, отошел, пропуская и чуть подталкивая Витьку, - сейчас, погоди, малыш, еще кирпичик добавлю.

   Задрожали колени и губы. Ахнуло медленно тяжелое железо. И плавно пошли вниз пружины.