Вступление

   Запрыгал у ног петренковский Букет. Этот - не цепной, не из Шариков с Барсиками. Маленький, но держат за мерзкий характер и визгливую глотку. Кого хочешь облает, а после, виляя хвостом, подбежит цапнуть за штанину. Но хитрый, всех знает и к своим не лезет кусаться. Генка потрепал Букета по загривку и тот побежал обратно, крепко шевеля плечами. Четко ступая по рыхлому песку задними ногами, морду держал гордо - при деле весь.

   Яркое море, зеленого зимнего цвета, лежало у правого локтя и было толстым, как одеяло. В спину тихо дышал мыс. Генка не поворачивался, уходя от него все дальше, спиной зная: камни повернулись и смотрят. Он думал о том, что тут дед его жил и прадед. Эти же камни смотрели на них. А еще думал, что все истории, которые рассказывают в поселке, случались с живыми людьми.

   Он остановился. Слева белели дома. Там, где снег намочил беленые стены, цвет становился голубым, почти синим. Новые дома имели острые углы, а старые походили на подушки от побелки слоями из года в год. ...В поселке не рассказывали легенд, какие в книжках пишут. Наверное, в книжках много вранья, но Генка нормально к этому относился, ну, врут для интереса. То есть, раньше он считал, что совсем врут. Но сейчас вдруг понял - если убьет жирного борова и московского кента и пропадет сам, это ведь тоже будет местной легендой? Историей? Как расскажут ее? Как батя, посмеиваясь, рассказывал про первую жену деда Бориски "ну сучища, ей бы мужу жрать готовить, а она все побросала и убегла с дитем. А перед тем дура-дурой, все ночами бродила по берегу, тьфу, народ рыбалить, а эта кикимора шлеп да шлеп, весь подол мокрый. А кто зна, где сейчас, верно в дурке...", так?

   Или по-другому, как рассказали бы про то же самое в книжках? История о том, как пыталась жить и муж любил, бивал маленько, но любил, а она убежала. Дед Бориска женился снова, прожил жизнь со второй женой и схоронил ее, а в старом огромном зеркале стали кружиться тени, не давая ему спать в собственном доме... Чьи тени? Может той, первой, что не смогла и улетела?

   Шел, приволакивая по влажному песку ноги - было приятно чувствовать, как он упруго подается, и вдоль кромки прибоя тянулись за ним глубокие следы. А впереди, у насыпанных в воду больших камней, стояли ребята. Кто-то один сидел на камне, подтянув к подбородку колени, издалека не видно кто, может, Санек. А стоят - Масейка и Витюн, лица повернуты к нему, опущены руки с сигаретками. Ждут.

   - Привет, - сказал, подходя, но не останавливаясь, просто чуть обошел, но белявый Витюн шоркнул по локтю:

   - Привет, братишка, спешишь? Покурим?

   - Дело есть. Потом курнем.

   - Да лана, - протяжно спел Масейка. Он самый маленький, не вырос и потому осанкой и тем, как подбородок вверх держал, походил на теть Полиного Букета.

   - Генча, совсем гордый, да? Ну, как же, в бригаду взяли, теперь при рыбе будешь всегда. Краснючок-балычок...

   - А то у вас пожрать не хватает, рыбы-то - сказал Генка. Остановился, отводя руку, чтоб Витюн не хватал за локоть. Тот бросил окурок, наступил на него подошвой узконосой модной туфли и ввинтил в рыхлый песок. Ухмыльнулся большим ртом.

   -Пожрать-то есть. А вот к денежкам только тебя пустили.

   - Каким денежкам, ты че?

   Витюн сунул руки в карманы куртки и выпятил их через черный нейлон вперед, заворочал, дразнясь. Продолжил, рассматривая Генку белесыми серыми глазами:

   - А то мы не знаем. Тебе хозяин уже два раза на карман кидал, а ты и не проставился. Зажал, да? Вроде дружбаны, с горшка вместе, а ты зажал, нехорошо...

   Генка осмотрел длинную фигуру, мокрые губы нараспашку, прищуренные глаза и натянутую до белого веснушчатую кожу на скулах. И правда, с самого детства все вместе, а вот теперь, похоже, разбегаются дорожки, как рыхлые следы на песке. И подумал вдруг резко, будто кто подошел со спины и ударил поперек шеи, что вот так, как Витюн с ним сейчас, вокруг будут разговаривать, если убьет и сядет. И сам он так же будет, на их языке. Сказал, стараясь говорить по-своему, не подделываясь под медлительно-наглую манеру собеседника:

   - Витек, мне зарплата положена, но я попросил, чтоб после каникул дали, а то батя все пробухает. А мне нужно будет для яхты смотреть, материалы там, то-се. Забыл, что ли?

   Наблюдал, как разошелся прищур водянистых глаз. Витюн замигал растерянно, вынул руки из карманов и повесил их вдоль бедер. Помолчал и спросил, одной рукой слегка поводя в сторону пустого зеленого моря:

   - Так, а ты что, до сих пор, что ли? Делаешь?

   - Да. Я уже все рассчитал, вычертил, думал весной начнем.