- Нефиг трогать ее, еще напортит. Что-нибудь решим. Если не получится, тогда и посмотрим. Месяцок-другой у нас есть.
Все покивали. Потом торжественно протянули для рукопожатия руки. И остались смотреть Генке в спину.
Он шел, давя подошвами песок и на спине его горели слова, проплавляя старую куртку, сказанные Саньком не ему, но вслед, в ответ на неразборчивый вопрос Витюна:
- Да, конечно, трахает. Хозяин жеж...
"Трахает, хозяин, хозяин ведь, трахает...", говорил песок, продавливаясь под ногами. Смеялись чайки, визгливо, как телки на дискотеке. А с одинокой, порченым зубом торчащей скалы гоготали бакланы, кривили шеи и крылья на разукрашенных белыми потеками камнях. Генка пошел быстрее, прицепившись взглядом к крайнему дому, который огибала рыжая тропка. За пухлым углом она уткнется в широкую улицу, будто ее раздавили, а по той стороне вынырнет снова, на сохлую траву склонов. Хотелось уйти скорее, от следов на песке и криков птиц, туда, где ветер и пустота.
Миновав дома, Генка полез вверх, приминая сухую траву на обочине тропки, чтоб не скользить по влажной глине. В траве у самой земли, тихонько сверкал снег, прятался от яркого света и тепла. Похрустывал под подошвами.
На первой пологой верхушке Генка остановился, хватая жарким ртом плотный ветреный воздух. Оглянулся. Море стояло зеленой стеной и камни казались не больше спичечных коробков, а фигурки друзей, уходящих к мысу, виднелись темными черточками. Следующий холм был выше, сбоку на краю вершины торчал из широкой его головы крупный камень, как мятое, сплющенное в драке ухо. Туда, надо туда, на самый верх, а за камнем в затишке, передохнет. И подумает, куда идти дальше. Если по дуге верхами обходить поселок, то выйдет на ту сторону мыса, прямиком к "Эдему". Можно и дальше, чтоб не спускаться к стеклянным окнам и красным шиферным крышам отельчика, но там бухты со ставниками и все равно наткнется на рыбаков. Вон, сколько бакланья налетело, теперь у каждого ставника дежурят мужики с ружьями, иногда стреляют холостыми, согнать проглотов с жердей у сети.
Шел наверх, распахнув куртку у горла, но не расстегивался, еще не хватало простыть и проваляться в кровати неделю, сейчас ему того нельзя. Думал о том, что по нескольку раз в день бабахают с берега выстрелы, а все уж привыкли и вроде не слышат. Спроси у любого - кто стрелял и сколько раз, плечами пожмут. Было бы ружье, вот и решил проблему. Но ружье надо где-то брать, а потом думать, где выкинуть, и все равно хватятся. А было бы хорошо. Подстеречь борова, когда он один на своем джипе, в степи. И все дела.
Крики птиц остались у моря, но в голове, в висках и горле все равно стучало "хозяин, а как же, хозяин..."
Он шел и думал. О том, как в спортзале Рита сидела в маленьких трусиках, прилипая к горячему кожаному сиденью, и на бедре набухали мышцы, уводя глаз под кромку трусов. А все стояли вокруг и смотрели. Ей-то все равно, она старалась поднять-опустить груз, а все - смотрели. И как она, с боровом? Он ее раздевает и?..
Закрыл глаза и оскользнулся на краю тропинки, взмахнув рукой. Нога подвернулась и он со всего маха сел боком на траву. Поднялся. Штанина джинсов блестела глиной от самого края куртки донизу. Ругнулся шепотом и полез дальше. Склон не крутой и потому длинный. Пологий подъем, но каждый шаг труднее и спине все жарче. Наверх выйдет совсем мокрый.
Остановился, переводя дыхание, успокоил сердце. И пошел медленно, ровно, слушая в голове каждый шаг. Так ровно, что снова отвлекся, но уже на себя, и, радуясь, что не о Рите думается, стал подробно вспоминать, как этим летом был у него секс. Три раза. Потому и видит с Ритой картинки.
...Она у него вяленую рыбу покупала, каждый день. Жила у тетки Веры, в крошечном домике на одну комнатку. Вера сдавала летом все, что за ее забором, даже в саду отгородила три угла, навесив на стволы вишен старый хамсарос и гамаки внутри. И не просто гамаки, а рядом тумбочка кривенькая, от сырости разбухшая, зеркало на веревочной петельке и навесик на ветках из полосатой тряпки. Бывало и спать уходила к куме, в Верхнее, когда в огороде шагу не сделаешь, чтоб на дитенка в панамке не наступить.
А домик был хорош, стоял в самом конце огорода и дверью смотрел на пляж. Сбоку у него еще маленькая дверца была, чтоб к туалету, умывальничек на стене. Зашел с пляжа к себе и нет дела до остальной толпы.