Впервые за всё время нашей беседы лицо Алваса перекосило от злости. Было видно, что ему очень хочется прямо сейчас свернуть мне шею за такую наглость. Но он всё же нашёл в себе силы погасить гнев и прошептать:
— Верно ведь говорят, правдивая критика ранит больнее всего. Ну да речь не об этом. Можешь ли ты поверить моему богатому и колоссальному опыту длиной не в одну сотню лет и проявить терпение? Ведь Мизраел готовит для тебя величайшую честь, которой когда-либо удостаивался человек. Пусть шанс и ничтожно мал — он всё равно готов попробовать. Беда в том, что для прохождения этого пути не должен всего этого знать. Ты должен пройти этот путь по наитию, слушая лишь голос своей души. Если ты узнаешь обо всём этом сейчас и узнаешь, что потерял — то будешь проклинать меня ещё больше, поверь. Судьба никого не оставляет без награды — тебя за твою храбрость и жертвенность ждёт такой подарок, какого ты и представить себе не можешь. Нужно лишь потерпеть совсем чуть-чуть. Можешь ты мне поверить?
Я молчал. Аметистовое тепло говорило мне, что сейчас не прозвучало ни одного слова лжи. Да и отец всегда учил прислушиваться к советам старых людей: они пожили, они знают. Но как же тяжело устоять! Как будто ты стоишь перед столом, а на нём блюдо, накрытое тканью. И пахнет оно и вкусно, и незнакомо, и достаточно лишь протянуть руку — и ты узнаешь, что там! Однако в этот момент во мне проснулось далёкое эхо сдержанности, которым меня в своё время одарил малахит, хоть я и не смог сразу это расшифровать. Может, действительно стоит потерпеть? Ведь кто умеет ждать, дождётся большего.
—
— И сколько мне придётся ждать? — спросил я.
— На этот вопрос у меня нет точного ответа. Ибо он таков: когда ты сам будешь к этому готов. А это может случиться уже через неделю. Или через две. Или через месяц. Или через год. Но до такого, думаю, не дойдёт. Два месяца — вот самое большое ожидание. После этого ты точно всё узнаешь. Давай договоримся так: если за два месяца эта тема ни разу не поднимется, ты снова придёшь ко мне, и тогда я отвечу на любые твои вопросы безо всякой утайки.
— Ну, хорошо, — сказал я минуту спустя, — вы меня убедили. Некоторые блюда и в самом деле нужно есть не раньше, чем они будут готовы полностью.
— Разумный выбор, — одобрительно кивнул доктор, — ну а теперь прими это снадобье — и у тебя есть ещё полтора часа, прежде чем придёт Киртулик и примется по косточкам разбирать всё, что сегодня произошло.
Я принял из рук Алваса стакан и не спеша выпил его содержимое, оказавшееся каким-то травяным чаем с очень экзотическим вкусом. И уже через несколько секунд меня потянуло в сладкую дрёму.
Это было очень странное ощущение. Я не уснул — было отчётливо слышно, как Алвас ходит по палате, что-то про себя бормоча и время от времени звеня склянками. И в то же время я был словно отрешён от всего этого. Казалось, это все происходит не со мной, а как будто я читаю очень странную книжку, в которой герои вдруг сошли со страниц, на которых они были написаны, и начали действовать самым что ни на есть реальным образом. И в то же время я чувствовал, что моё тело отдыхает. Наблюдая за ощущениями словно со стороны, я с интересом смотрел, как мозг переваривает полученную информацию и убирает большую её часть куда-то глубоко, туда, где она будет забыта, как ненужная. Наблюдал, как серая мазь, ровным слоем покрывшая всю мою спину, пузырится и потихоньку впитывается в кожу и мышечную ткань. С интересом увидел, как остатки завтрака завершают свой путь… впрочем, это уже лишнее.
В какой-то момент моё умиротворённое состояние всё же было прервано: вернулся господин Киртулик, желавший со мной поговорить. Алвас аккуратно поднял мою голову и снова напоил каким-то снадобьем. Несмотря на то, что оно не имело совершенно никакого вкуса, я от него мгновенно, если так можно выразиться, протрезвел. Разум обрёл ясность и четкость, и вот я готов к полноценной беседе. Ощупав мою спину, доктор нашёл моё состояние удовлетворительным и разрешил покинуть постель. Сам же он спешно собрался и ушёл куда-то по своим делам. Я осторожно поднялся — спина чувствовала себя превосходно. Да уж, как бы жестоко эта мазь не обошлась с моей несчастной шкурой, дело своё она сделала. Господин Киртулик, сидевший на стуле неподалёку, терпеливо дождался, пока я натяну рубаху и куртку, после чего начал.
— Приношу извинения, принц, за свою назойливость. Мне известно, что вам сейчас положен отдых, так как на вечер запланировано ещё одно, должен заметить, очень утомительное мероприятие. Однако не в моих привычках откладывать дела в долгий ящик: как существу, прожившему достаточно долгий срок, мне известно, как мало у нас на самом деле времени и как бережно следует к нему относиться. Поэтому по итогам проведённой проверки я желаю сразу расставить точки над И.