Встревоженные тугаи

Меньше чем через час уазик увозил майора Пасынкова из города по довольно ухоженной дороге в центральную усадьбу животноводческого совхоза. Машина то вынуждена была напрягаться, взбираясь на очередную крутизну, то скользила вниз, отдыхая от только что пережитой перегрузки, а Пасынков не отрывал взора от сказочности, наплывавшей на лобовое стекло и мелькавшей справа и слева: то частокол ершистых елей, убегающих в поднебесье, то завораживающее великолепие белоногих берез, то тучные пшеничные нивы с добротными токами; редкие же села выглядели ухоженными, осанистыми, – все Пасынкову внове, все интересно. Водитель же, понявший состояние пассажира, взял на себя роль гида и исполнял ее вполне прилично: о каждом селе целый сказ, о каждой хлебородной долине – легенда. Да такие древние, что диву давался Пасынков, слушая шофера.

К совхозному поселку подъехали, когда начало уже смеркаться. В дирекции, видимо, уже пусто. Однако водитель спокоен. Утверждает:

– Язык до Киева доведет. Любой здесь должен знать старого чабана.

Так и вышло. Первый же встретившийся рассказал, как найти дом Кереке. Старый-старый овчар, с совсем уже вислым задом, встретил хриплым лаем Пасынкова, когда тот вошел через калитку во двор. Опасно было идти дальше, и майор остановился, ожидая, когда на лай своей собаки выйдет хозяин дома.

Не вдруг это случилось. Пес долго лаял на неизвестного гостя, а хозяин все не появлялся на крыльце.

«Вот недолга… Вдруг дома нет?»

Дома. Появился наконец старец, запахивая видевший виды чапан на поджарый свой живот и худые ноги. Спокойно повелел собаке что-то похожее на «турдеса», и та поковыляла в свою конуру.

– Мало-мало спал, – извинился старик перед гостем и пригласил его: – Дверь открыта. Заходи.

– У меня, уважаемый Кереке, долгий разговор. Я – на машине. С шофером. Если есть возможность, мне бы хотелось денек пожить у вас.

– Почему не можно? – удивился Кереке и пошаркал к воротам. – Место машине во дворе, место гостей в лучшей комнате.

Старый чабан жил в трехкомнатном доме, две комнаты которого были обставлены вполне современной мебелью и лишь одна была застлана кошмой с горкой подушек на ней и постелью в левом углу с довольно свежей простыней на ватном матрасе и наволочкой на пуховой подушке, только одеялом служил мягкий войлок тонкорунной шерсти, из которых чабаны шьют себе зимние чапаны, выполняющие роль наших тулупов.

– Кумыс нет. Только чай, – посетовал Кереке и принялся налаживать самовар, труба из которого уходила сквозь стену наружу.

Самовар вскоре уютно зашумел, и хозяин начал ставить на стол нехитрые яства. Но когда Пасынков, открыв дорожную сумку, достал оттуда сыр, колбасу, масло и мягкий белый батон, Кереке нахмурился.

– Не сегодня.

– Я не хотел обидеть, – извинился Пасынков и сложил привезенные продукты в холодильник.

Чаевничали долго. Хозяин явно наслаждался тем, что у него гости. Видимо, не слишком-то балуют своим вниманием старика сельчане. Не торопил старого чабана и Пасынков, ибо был предупрежден о местных обычаях. Он терпеливо ждал, когда сам хозяин поинтересуется целью приезда к нему неожиданных гостей, спросит в конце концов, кто они и откуда.

Дождался. И рот раскрыл от удивления.

– Мне сам баскарма сказал, чекисты хотят говорить со мной. Не сказал зачем. Когда машину впустил, понял: не наш ты. Из Москвы, да?

– Да, – ответил Пасынков, ибо ему больше ничего не оставалось делать. Он не хотел, чтобы в совхозе узнали, что он из ФСБ, в управлении придумали ему легенду, но она, как оказалось, не стоила выеденного яйца.

«Грубая работа коллег, узнававших, жив ли Кереке? Или?..»

Впрочем, об этом самом «или» он не хотел даже думать. Грешил скорее на свой промах: продукты, выложенные на стол, сразу же раскрыли глаза старику, что гость не из местных.

То, что Кереке расшифровал их с водителем, не велика беда, хуже, что в правлении узнали о приезде оперативника из Москвы, Очень это нежелательно. Не подумали об этом местные коллеги, кому было поручено выяснить, жив ли и здоров старый чабан. Теперь выход один: действовать быстро, чтобы упредить возможные контрмеры, если в совхозе есть причастные к переправе наркотиков.

А как поспешишь, если хозяин твердо заявил:

– Сейчас твое слово о Москве. Завтра я все скажу, что спросишь.

До самой полуночи дотошный старик выпытывал у Пасынкова все о Москве, задавая иной раз такие вопросы, что майор, коренной москвич, терялся. Ну а затем тоже твердое:

– Пора спать.

Разочарован, конечно, Пасынков. Не сразу заснул. Успокаивал себя лишь тем, что старший чабан пообещал ответить на все вопросы. А знать он должен многое.

Надежда оправдалась. После утреннего чая, к которому хозяин самолично нарезал и сыр, и колбасу, от которых с обидой отказался вчера, Кереке без лишней волокиты предложил:

– Ты спрашивай, я – отвечу.

После первых двух-трех вопросов старый чабан понял, что интересует чекиста и, вновь удивив Пасынкова, повел рассказ именно о том, ради чего, собственно говоря, и случилась эта поездка.

Закончил он свой рассказ весьма неутешительно: