Встретимся в Силуране!

— А может стать еще грознее... — задумчиво произнес Пилигрим, подошел к раскрытому окну и позвал в ночь: — Почтеннейший Эрвар, ты не спишь? Позволь тебя побеспокоить...

Под окном что-то тяжело завозилось. Из темноты откликнулся недовольный голос:

— А без меня — никак?

— Совершенно никак! Очень надо посоветоваться с кем-нибудь поумнее меня. А где взять таких, чтоб поумнее? Шадридаг умер... Санфир умер... Кого из гениев былого ни возьми — все умерли! Как сговорились, честное слово! Если твоя мудрая голова не поможет — ну, тогда совсем не знаю...

Мудрая голова с черным гребнем на темени показалась в проеме окна, улеглась подбородком на подоконник.

— Ну, если только посоветоваться... — В голосе дракона ясно читались нехорошие подозрения.

На миг Пилигрим потерял нить разговора: при виде гигантского чудовища у него захватило дух от совершенно искреннего восхищения. Он протянул руку, погладил жесткий черный нос, опомнился и деловито заговорил:

— Мы оказались в сложной ситуации. Сейчас объясню вкратце...

— Не надо. Ни вкратце, ни подробно. Это зрение у меня скверное, а на слух пока не жалуюсь. Но не понимаю, при чем здесь я.

— Как — при чем? Ведь ты... как бы это сказать... в бытность свою человеком... ведь ты был грайанцем! Подданным Джангилара!

— Ну, Подгорные Охотники — плохие подданные для любого короля. Мы в Мире Людей временные, рано или поздно уходим... Но не это главное! Если кто-то до сих пор не заметил — я дракон! Честное слово, дракон! Прошу взглянуть на хвост! И на крылья! И на клыки! Какое мне дело до здешних правителей?

— Я думал, ты по старой памяти...

— Ах, по старой памяти? Из-за сентиментальных воспоминаний меня можно гонять в хвост и в гребень? Я скоро ржать начну! Уже ловил себя на желании пошарить по брошенным конюшням — не осталось ли овсеца похрупать? А седло вы мне уже смастерили? Дайте примерить!

— Все правильно, Эрвар, — посочувствовал Пилигрим. — Ты ведь тоже был человеком, сам помнишь, до чего мы, люди, наглые создания. Любого разок на шею посади — потом до смерти не слезет... Но я, собственно, имел в виду нечто иное. Куда более достойное, благородное, возвышенное...

— Да? Кажется, мне пора удирать...

— Подожди, послушай! Замок Темного Ветра — не каталажка для изловленных за руку воришек. Я сам там, правда, не бывал, боги миловали, но слышал, что там все весьма солидно... Я подумал — может быть, налет дракона на замок...

Свирепый рев заставил людей вскочить на ноги. Могучий хвост так хлестнул снаружи по бревенчатой стене, что здание пошатнулось. С потолочных балок посыпалась труха.

— Какая силища! — восторженно воскликнул Пилигрим. — Как саданул — чуть дом не повалил! Вот это хвост! А клыки-то, клыки!..

— Заткнись! Нашел идиота! И прекрати меня обнимать, а то башку откушу! Налет, ха! Тебе, что ли, из копьемёта под крыло засадят?

— Но, Эрвар, это могло бы войти в летописи!

— Да чтоб они сгорели, твои летописи! Все равно не с моим зрением их читать! — фыркнул дракон, понемногу остывая.

— Не говори так! Не разочаровывай меня! Ты же дракон! Гордый властелин небес!

— Вот я и хочу как можно дольше оставаться гордым властелином небес, — объяснил дракон, окончательно успокоившись. — Роль чучела в дворцовом парке привлекает меня гораздо меньше. Мне, видишь ли, еще не надоело щекотать небо крыльями.

Пилигрим огорченно отошел от окна. Эрвар остался глазеть на происходящее: все-таки ему было интересно.

— Ладно, пестрая компания, — невесело усмехнулся Ралидж, — военный совет продолжается. Атака с воздуха, увы, отпадает. Подкуп стражи — тоже... не с нашими капиталами...

— Штурм с развернутыми знаменами, — коварно улыбнулась Арлина. — Под пение боевых рогов.

И тут же пожалела о своем ехидстве: муж с надеждой обернулся к ней:

— Дорогая, а твой дар? Он нам не поможет?

— Увы, ты же знаешь... он может проснуться лишь тогда, когда я вижу, как тебя убивают. А может и не проснуться. Хочешь рискнуть?

— Но все-таки — что мы будем делать? — жалобно вмешалась Фаури.

И тут от очага донесся протяжный, с ленцой голос:

— Пилигрим ведь сказал, что надо делать: спросить кого-нибудь поумнее. Например, меня.

Все обернулись к Рифмоплету, словно впервые его увидели.

Парень изменился на глазах. В том, как он встал, пересек комнату, присел на край стола, была дерзость, какая-то наглинка, которой странно противоречили замкнутые, напряженные глаза. Словно он принял отчаянное решение и теперь со страхом ждет, что из этого выйдет — но не намерен отступать.

— Думаю, сейчас больше всего пользы будет от меня. Помогу, но с условием: никаких лишних вопросов. Ни одного!

— Принято, — поспешно сказал Ралидж, опередив Пилигрима, который хотел было возмутиться. — Мы тебя слушаем.

Поэт не спеша огляделся, заметил торчащий в стене большой гвоздь и легко, одним движением выдернул его из бревна. (Ралидж впервые заметил, какие сильные у Рифмоплета руки. Совсем не похожи на руки музыканта и стихотворца.) Поудобнее зажав гвоздь в пальцах, парень нарисовал на столе неправильный многоугольник. Рядом нацарапал широкую извивающуюся ленту.