Встретимся в Силуране!

На всю эту картину Хранитель мог бросить лишь беглый взгляд, потому что по лестнице вниз уже спешили трое зверюг. К счастью, на узкой лестнице нападать одновременно хищники не могли. Ралидж, орудуя столбиком от перил, ухитрялся удерживать на почтительном расстоянии клацающие клыки. Из-под его локтя время от времени выныривал Ильен, бил своей дубиной по лапам слишком близко подобравшихся чудищ и вновь отступал за спину Хранителя.

— На улицу лучше не соваться! — закричал Рифмоплет, который разделался со своим противником и улучил миг, чтобы выглянуть в щель меж ставнями. — Их там полон двор, сволочей небритых!

— В клещи зажать хотят! — отозвался Ралидж. — С двух сторон атакуют!

— Надо прорываться на крышу! — неожиданно твердо скомандовал Пилигрим. — Там люк. Хоть со всех сторон полезть не смогут!

И такая сила была в голосе этого парня, обычно веселого и приветливого, что все, не задумываясь, подчинились. Даже Сокол не заметил, что у него перехватили командование, и крикнул в ответ:

— Люк у меня над головой... и лестница к нему приставлена. Только он, наверное, заперт!

— Все отходим к лестнице! — приказал Пилигрим.

Стая завыла еще отчаяннее и усилила натиск. Теперь только огонь не подпускал к людям оскаленные, истекающие голодной слюной пасти.

— Тихоня — наверх! — скомандовал Пилигрим. — Выбить люк и проверить, чиста ли крыша!

Без единого слова могучий циркач начал карабкаться по приставной лесенке. Люк не задержал его. Если бы не полетевшие вниз щепки, все решили бы, что лаз на крышу и не был заперт.

Тихоня исчез в квадратном проеме и тут же крикнул басом:

— Нету никого!

— Теперь — женщин и мальчика! — распорядился Пилигрим, ткнув почти погасшей головней в глаз особо шустрому оборотню.

И тут, отшвырнув Ингилу, в лестницу вцепился Никто. Капюшон его упал на плечи, лицо было серым, глаза прыгали.

— Меня, меня-я! — завопил он. — Вы же не понимаете... не знаете, кто я! Не знаете, зачем мне в Джангаш! Это важно! Очень!

Никто из мужчин не успел возмутиться настолько, чтобы дать наглецу по уху: Ваастан нагнулся, подхватил визжащего труса за ноги и так резко подсадил наверх, что тот влетел головой в люк. Тихоня ухватил его и втащил на крышу.

Выяснять отношения было некогда. Ваастан уже помогал Фаури подняться по лестнице. Но не в одной голове мелькнула мысль, что хорошо бы, оказавшись на крыше, сбросить паникера на корм оборотням...

Впрочем, когда все отступили наверх и захлопнули люк (а Тихоня, как самый тяжелый, уселся на крышку), мысли о справедливом возмездии куда-то улетучились.

Покатая крыша, залитая лунным светом, оказалась и впрямь неплохим местом для обороны. Люк, на котором сидел Тихоня, открыть было весьма непросто, хотя снизу кто-то толкал царапал крышку. Беснующиеся внизу оборотни по стенам на приступ пока не лезли и лестницы не волокли. Осажденные получили передышку — вероятно, ненадолго.

— Факелы у них, — сказал Пилигрим озабоченно. — Не вздумали бы дом поджечь...

— Тише, — оборвал его Ралидж. — Не подкинь им светлую мысль.

Ингила испуганно охнула.

— Да не подожгут они! — поспешил успокоить ее Рифмоплет. — Они небось жареную дичь не любят, оборотни эти...

— Дичь? — растерянно, непонимающе переспросила Фаури. — Какую дичь?

Сокол предупреждающе кашлянул и громко спросил Рифмоплета:

— Ты эту легенду раньше слышал... Когда эти сволочи в людей превращаются? На рассвете? При первом петушином крике? Когда луна зайдет? С людьми как-то сподручнее драться...

— Об этом в разных вариантах легенды говорится по-разному, — оживился поэт. — Когда я заканчивал стихотворение...

— Не вздумай читать! — рявкнул Пилигрим. — С крыши сброшу! Прямо к твоим героям!

— Да что ты! — искренне ужаснулся поэт. — Я вообще на другие сюжеты перейду! Что-нибудь тихое, умиротворяющее... Барашки жуют ромашки... над ними щебечут пташки...

— Если тебя самого не сжуют, — хмыкнул Челивис, — так и быть, пиши про барашков. Разрешаю.

Пилигрим пихнул его локтем в бок, указал глазами на девушек и бодро произнес:

— Не так уж плохи наши дела. Все могло быть и хуже.

У Ингилы не выдержали нервы:

— Хуже, да? А так мы просто любимчики богов! Красота, а не жизнь! — Циркачка обвела мужчин бешеным взглядом. — Тут же, прямо сейчас расцелую того, кто мне докажет, что в этой заварухе есть хоть что-то хорошее!

— Я могу! — с ходу откликнулся Рифмоплет — просто чтобы опередить других. Под мрачными взглядами ему пришлось выдать хоть какое-нибудь объяснение: — Мы за ужин и вино еще не расплатились. А если завтра этот гад, хозяин здешний, сунется ко мне насчет платы — хрен ему хоть медяк...

Договорить Рифмоплету не дали: нервное напряжение разрядилось в дружном хохоте. Ингила, взвизгнув, кинулась поэту на шею. Оборотни недоуменно замерли, подняв вверх морды и прислушиваясь к доносящемуся с крыши смеху.

Общее веселье было вдребезги разбито напряженным вопросом Сокола:

— А где Айфер?

Все разом замолчали. Как они могли не заметить...

— Он с той девкой ушел, — вспомнил Челивис. — С Фериной...

И передернулся, подумав, что сам мог оказаться на месте бедняги наемника.