Встретимся в раю

– Михаил сидит в одиночной камере, – говорит он, когда мы подходим к началу длинного коридора на втором этаже здания. Перед нами стоит нечто, похожее на телефонную будку из плексигласа и гофрированного железа с дверью с одной стороны и двумя стульями около нее. С железа свисает телефон из пятидесятых, и сквозь стекло мы видим, что с той стороны висит такой же. – Подождите здесь, пока охрана приведет его. Ничего не говорите и не делайте, пока Михаил не окажется в будке.

– Ну и местечко, – шепчу я и дую на руки. Температура внутри не более десяти градусов. Я выдвигаю один из стульев и сажусь. Вскоре возвращается начальник охраны. Вслед за ним появляются охранник с собакой вместе с конвоиром, держащим руки мужчины, шустро идущего по другую сторону зеленой линии на полу. Мужчина склонен вперед, с опущенной в пол головой, с закованными в наручники руками за спиной. На голове осужденного черный берет в белую полосу, тюремная форма той же расцветки, на ногах черные тапочки. Когда они подходят к нам, начальник делает знак, и заключенный поворачивается лицом к стене, пока конвоир возится с дверью в кабинку. Открыв, он проводит арестанта внутрь, усаживает на табуретку и закрывает дверь.

– Хорошо, – говорит начальник. – Он готов.

Михаил Ников – худой, жилистый, с впалыми щеками. Он сидит в будке и смотрит на нас через плексиглас полным ожидания взглядом, пока наконец не берет трубку.

– Михаил Ников? – спрашиваю я, взяв трубку и поднеся к уху.

Он смущенно улыбается беззубыми деснами и кратко кивает. У него серые любопытные глаза. Почти что детским взглядом он смотрит то на Миллу, то на меня. Ников напоминает мне ребенка с синдромом дефицита внимания.

– Вы говорите по-английски?

Михаил пожимает плечами.

– Немного.

– Мы здесь, чтобы задать вам пару вопросов. Мы приехали из Норвегии.

– А-а, – говорит он и улыбается. – Тогда я знаю, зачем вы здесь.

– Знаете?

Михаил снова улыбается беззубой улыбкой.

– Ну да.

– Вы там были?

Он опять улыбается, но ничего не говорит.

– Расскажите мне о той женщине в парке.

Михаил вяло кивает, облизывая тонкие губы.

– Спроси его про Оливию, – вмешивается Милла. – Я хочу знать, известно ли ему что-нибудь про Оливию. Сделал ли он что-то с ней.

Михаил с любопытством следит за нашим разговором, не шевеля ни единой мышцей на лице. Он наклоняется к плексигласу.

– Я стал пить после того, как потерял работу, – наконец начинает он. – Много водки, слишком много. Первую девушку, которую я убил, не очень хорошо помню, помню только, что нужны были деньги, и я зарезал ее. Потом убил двух братьев в драке у них дома. Не помню, в чем был спор, но я проснулся на полу весь в крови. Забрал микроволновку и убежал. Тех, кто был после, я помню еще меньше.

Я киваю, пока он рассказывает.

– Но та женщина в парке. Ее-то я помню, – в его глазах появляется блеск, которого не было раньше. Словно разговоры о прошлом перенесли его в какое-то другое место. – Мы крепко пили пару дней и решили поехать купить продукты, приготовить еды.

– Мы?

– У меня был друг, жил одно время у меня. Как-то мы с ним зависли в пивнушке, – продолжает он. – Пропили все деньги и решили ограбить кого-нибудь, чтобы купить еще водки и закуску. Ушли из бара и стали бродить по улицам в поисках, кого бы ограбить. Наконец увидели женщину, она шла одна в зону отдыха, и двинули за ней. Помню, было тепло, хоть и осень. С деревьев в парке еще не облетели листья.

Михаил говорит медленно, некоторые слова повторяя два-три раза и кивая следом, словно чтобы удостовериться, что мы понимаем его.

– Я схватил ее за руку. Друг стал искать деньги по карманам или что-нибудь, что мы могли бы продать. Я зажал ей рот, чтобы не кричала. Видимо, слишком крепко, потому что она вдруг перестала сопротивляться и обмякла. Мы взяли все, что нашли в карманах, всего-то несколько десятков рублей. И оттащили ее в канаву, там прикрыли тело ветками и листьями, которые удалось собрать.

– Расскажите мне про своего друга.

– Мы звали его Шкафом, из-за габаритов. Когда закончили и собирались уходить, я заметил, что он стоит у трупа и что-то с ним делает. Сначала подумал, что он решил повеселиться с ней или нашел что-то, что мы сможем продать, но подойдя ближе, увидел, как он взял ее мобильный и вписал ее номер в свой телефон. Затем вложил мобильный ей в руку и приложил к уху. Я сказал, что мы сможем продать мобильник, но он только отмахнулся. Он был крупным парнем, так что я не хотел поднимать шум, тем более когда мы уже раздобыли денег, так что оставил все как есть. Когда пришли домой со жратвой и водкой, я спросил его, зачем он так положил ее телефон, и зачем ему ее номер.

Вдруг глаза Михаила сузились, словно та ситуация снова его удивила.

– Он сказал, это чтобы они могли быть на связи.

– Откуда он был? – тихо спрашиваю я. Где-то между шеей и плечами закололо, зачесалось, так бывает, когда я чую связь происходящего с тем, над чем размышляю уже долгое время.

Михаил криво улыбается, откидываясь на стуле.

– Он был как ты, – спокойно говорит он и шумно выдыхает носом. – Norvezhskiy.