Потом та, что побойчее, позвонила ещё куда–то.
— Слышь, ну вы там чё?.. Ничего не хочу знать! Не вздумайте оставить моего отпрыска! Я знаю, сейчас попрётесь куда–нибудь в кабак, а пацана оставите… А вы идите в парк с ним. Пусть он тоже погуляет… И ни в коем случае не курите сигареты, — она почему–то так и сказала — «сигареты», как будто там, на другом конце связи, могли закурить ещё что–то. — Я не хочу, чтобы мой ребёнок дышал вашим дымом.
Кто–то из толпы уже оглядывался на них. Одна женщина отошла от них подальше. Другая, наоборот, подошла и о чём–то спросила.
— Нет, — последовал ответ. — На фиг нам пекинский? Мы встречаем самолёт из Иордании.
«Ёлки зелёные! Сущий Вавилон! — подумал я. — И что примечательно: никакой информации — ждать или не ждать и сколько ждать… Кто идёт, откуда идёт, с какого самолёта — не понять ни черта!»
Люди в толпе, подняв руки, вяло помахивали табличками, где было написано «Доминик», «М-р Ллойд Гарднер», «Европа — Тур»… Опытные, знают, что здесь несложно затеряться. Выйдет человек из стеклянной зоны, увидит табличку и больше не станет крутить головой, искать встречающего… Мимо нас прошла шумная группа латиноамериканцев. Чуть слева устало облокотилась на колонну фигуристая девушка в джинсах, и я тотчас же обратил внимание на её модельную внешность. В толпе появился толстый, обливающийся потом негр и тоже задрал свою табличку над головой.
Прошёл час.
— Я уже есть хочу, — сказала жена. — Сегодня ещё ни разу толком не ела. Целый день бегу куда–то.
— А теперь вот — стоим… У нас в сумке явно найдётся что–нибудь подходящее.
— Давай хоть по бутерброду…
— Кстати, что ты туда наложила?
— Сок, воду, ветчину, бананы, хлеб, масло, джем…
— Как надоело ждать!
Рядом не было ни одной скамейки. Пришлось влезть на прочные поручни у окна, но долго сидеть вот так, по–вороньи, не удалось: не самое это удобное место для обеда.
— Хоть бы заглянуть туда, в эту чёртову «зону», может быть и разглядели бы мы пани Галину. Но нет, отгородились они от всего мира, ничего не видно. Всё у них тайны…
— Ну не прозевали же мы её, в самом деле?
— Вряд ли. Ни одного пассажира не пропустили, каждому заглянули в лицо…
Шумные дамочки опять затрещали в свой мобильник:
— …Ты где?.. Что?.. Да ты с ума съехал!.. Отпад! А мы ждём возле сектора «В»! — и — подруге: — Пошли, Наташка! Этот остолоп выползает из сектора «А». Вот идиот!
Они сорвались с места и помчались на другой конец аэропорта.
— Вот бардак! — проворчал я. — А может быть, и мы зря тут торчим?
— Но ведь я своими ушами слышала: «в сектор В».
— Слышала или догадалась?
— Ну, теперь уже это не выяснишь…
— И всё же я пойду пройдусь. Авось повезёт.
Я пошёл следом за убежавшими дамочками, встречавшими какого–то Сэма из Иордании. Возле сектора «А» картина была похожей: толпа встречающих, маленькие группки пассажиров, прилетевших в Шереметьево, суета, толкотня, гул голосов. Я прогулялся вдоль скамеек, заглянул в лица пассажиров. Нигде не нашёл нашей польской гостьи.
Потом обратил внимание на то, что в центре зала человек двадцать стоят, задрав головы, и таращатся на большие экраны телевизоров «Самсунг». Рядом висел указатель: «Здесь вы можете увидеть прибывших пассажиров». Я тоже стал вглядываться в экран. Где–то, в неведомом мне зале, толпились у конторок люди с чемоданами. Прибывшие пассажиры. Лица разглядеть не удалось. Несколько женщин показались мне похожими на Галину Янашек. Они стояли возле своих чемоданов и явно никуда не торопились.
Я вернулся к жене.
— Там можно якобы увидеть по телевизору прибывших пассажиров.
— Где?
— А вон, в центре зала.
— Ты кого–нибудь увидел?
— Заметил несколько человек, похожих на пани Галину своей
— Чем?
— Тьфу! совсем заговорился. В мозгах у меня — польский язык. Я имел в виду «своей фигурой, силуэтом».
— Пойду и я посмотрю.
— Прогуляйся.
Мы уже совсем заскучали. Прошло полтора часа. Ноги гудели, спину ломило от долгого стояния у стены. Я понимал, что что–то произошло, но ещё надеялся, что эта заминка — всего лишь досадная случайность.
Жена вернулась минут через пять.
— Ничего там рассмотреть не удаётся. Все женщины похожи на пани Галину.
— Давай подойдём поближе к двери.
— Да ведь и так видно.
— Нет, вон те люди загораживают. Надоело вытягивать шею.
Мы подошли к самому выходу. Народ из–за стеклянной стены пошёл активнее.
— Новый самолёт прилетел, что ли?
— Слушай, но ведь прошло уже почти два часа. Не может быть, чтобы их так долго там держали, — сказала жена. — Надо идти куда–то, выяснять.
— Куда?
Я услыхал сзади сердитую реплику «Как мне надоел этот шереметьевский барделюжник!» и обернулся к прижимавшим меня сзади к парапету двум парням.
— Простите, вы случайно не польский ждёте? — спросил у них.
— Нет, из Пекина.
— А о польском ничего не слыхали?
Они пожали плечами.
— Вы сначала уточните, прибыл самолёт или нет.
— Давно прибыл. Дикторша объявила два часа назад.
Они почему–то заржали.
— Ну конечно, поляков, как всегда, не выпускают.
— Что значит «как всегда»?
— Вечно у них тут проблемы в последнее время.
— А вы здесь часто бываете?