Встреча в пути

Он проводил ее, вероятно, недалеко, потому что вскоре вернулся, поднялся на веранду и задержался на том месте у перил, где только что стояла Юлия.

Темнота все сгущалась, воздух, казалось, становился все плотнее, ни один лист на деревьях не шелохнулся. Не проглядывали и звезды на небе. По-видимому, и в самом деле надвигалась гроза.

«Неужели Юлия не заметила, не почувствовала, как он относится к ней? Ушла. Так просто…»

Мысли прервал голос мужа.

— Что делать? Что же теперь делать? — глухо спросил себя Павел Ефремович. Кажется, он даже схватился руками за голову.

Он надолго умолк там, на веранде, даже дыхания не стало слышно. Наталья Андреевна замерла, сцепив перед собой руки, не зная, как теперь поступить. Подойти? Павел не простит ей, если узнает, что она была свидетельницей его разговора с Юлией. Нет, пусть уж лучше он думает, что она ничего не знает.

Юлия права. Ему и в самом деле не стоило браться за книги. Никакой он не художник, он журналист, газетчик, этим ему и надо было заниматься до конца дней своих. Ему вскружили голову похвалы безответственных людей, сбили с толку. Конечно, сам виноват, не мальчик, нужно было думать. Ну, а что теперь? Как быть теперь?

Ему никто не ответил на его вопрос. Ночь молчала, глухая, равнодушная. Он словно бы подождал немного и прошел в дом. Наталья Андреевна не сразу решилась войти вслед за ним.

На кухне она машинально включила свет, поставила на плитку чайник. Вошла в столовую взять из серванта банку варенья. Навстречу из кабинета вышел Павел Ефремович. Черты лица у него словно обострились, отвел в сторону потухшие глаза.

— Папиросы нигде не завалялись?

Она всегда припрятывала на случай одну-две пачки «Беломора». Нашлась пачка и на этот раз. Павел Ефремович тут же закурил и сказал, что ужинать не будет. Открывая дверь в кабинет, обратил внимание на чемодан:

— Это Вовке уже? Он же сказал, что пробудет дома весь август!

Наталья Андреевна торопливо наклонилась, будто поправить сбившуюся на ноге тапочку.

— Просушить достала. Как бы плесень не завелась…

— А… — Павел Ефремович задержал взгляд на лице жены и ушел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Только что пережитое потрясение словно обострило зрение. Увидел вдруг, как сдала за последнее время жена. И эта тревога, боль в глазах! Догадывается?.. Она всегда все знает о нем.

Обожгла внезапная мысль.

Всю жизнь, все свои помыслы и усилия он отдавал пользе дела, торжеству справедливости, и не один человек, вероятно, вспоминает его теперь добрым словом. А этим вот людям, что всегда были с ним рядом, жене и детям, не уделил ничего. Ни сердечного тепла, ни помощи. Только брал у них. Как могло это произойти? И может ли он после всего этого рассчитывать на их доброе отношение?

Окно кабинета выходило в ту же сторону, где росла обожженная морозом акация. Теперь, облитая электрическим светом из окна, она была похожа на бутафорское дерево на сцене. В глаза бросилась ее голая черная ветвь. Раньше Павел Ефремович как-то не замечал этой ветки. Теперь подумал: «Спилить надо. Уродливая какая коряга. Вот прямо сейчас и спилить. Утром солнце взойдет, а ее уже нет…»

Проездом

Веретенников попал в город своей юности всего лишь на несколько часов, проездом. Между рейсами самолетов, которым он прилетел, и тем, каким должен был следовать дальше, оказался разрыв в четыре часа. Он решил использовать это время, чтобы пробежаться по городу. Как-никак, а родился и вырос здесь. Было что посмотреть и вспомнить.

Порадовал уже аэропорт, полное света, удобное здание. Раньше на этом месте расстилалась степь, самолеты не летали, и в город можно было попасть только поездом. От аэропорта в центр курсировали автобусы.

На центральных улицах изменилось немногое, появилось лишь несколько новых зданий да снесли развалюхи на площади, и она стала просторнее. Разрослись деревья и, несмотря на сентябрь, стояли еще густые, зеленые.

Сам не зная почему, но свой родной Железнодорожный район Веретенников оставил напоследок. И здесь на месте бревенчатых домишек выросли кварталы современных многоэтажных зданий. Веретенников побродил между ними, сначала захлебнувшись от восторга: вот ведь что наворочали, а?.. Потом чувство радостного возбуждения сменила озадаченность: а ведь точно такие же кварталы пятиэтажных коробок он встречал и в средней полосе России, и на Крайнем Севере, и в Крыму. В таком доме он жил на своем Юго-Западе Москвы. Но там это как-то не очень задевало. Здесь же хотелось увидеть иное, особое, выражающее и отображающее, да, да, вот именно отображающее все то, чем отличается Сибирь от всех других мест на земле. Но этого иного и особого не оказалось, и стало обидно: неужели уж нельзя ничего придумать? И почему строители и здесь пользуются только бетоном и кирпичом? Где сибирская кондовая лиственница? Гранит? Мрамор? Разве нельзя использовать их для облицовки, отделки зданий? И красиво, и тепло поможет лучше сохранить. Климат-то остался прежним, морозы никуда не делись…