Встреча в пути

…Он вернулся из поездки на следующий день очень поздно, и она не стала ему ничего говорить. А утром ей нужно было на работу. Теперь же вот Павла Ефремовича все нет и нет, она ждет его уже несколько часов.

Черепичные крыши вдали, кое-где проглядывавшие в зелени, и веретенообразные силуэты тополей залил калиновый багрянец заката.

В доме тихо. Вовка отпросился с ночевкой на рыбалку. Славный мальчишка! Любит природу, животных. Как-то он отнесется ко всему этому? Будет на ее стороне. От отца они ласки немного видели. Не повезло не только ей, но и им, ребятам…

А помидоры она подвязать забыла. Плодов так много, и они такие крупные, что стебли обламываются. Пойти подвязать, все равно время так проходит.

Наталья Андреевна еще раз оглядела приготовленный чемодан, — она поставила его возле двери в кабинет мужа, — и прошла в огород за веранду. У нее тут всего четыре грядки, и все же все лето у них свои овощи — и огурцы, и помидоры, и морковь с луком.

Она нарвала из старой тряпки вязок и присела между гряд, почти слившись в сумерках с землей в своем темном платье.

Он вернулся не один, а с Юлией. Поднявшись на веранду, Юлия сказала:

— Вынесите мне, пожалуйста, сюда.

Павел Ефремович прошел на кухню и вернулся с сифоном и стаканом в руках.

— Духота! Ночью соберется дождь.

Они возвращались с заседания, которое, как всегда, затянулось, и Юлии захотелось пить. Что-то заставило Наталью Андреевну не выдать своего присутствия. Она сидела к ним спиной и могла лишь догадываться, кто из них в какой позе стоит.

Напившись, Юлия проговорила, видимо, продолжая разговор, начатый дорогой:

— С законами искусства нельзя не считаться. Во всяком случае, вашу вторую повесть и рассказы… да, и рассказы, за исключением, может быть, «Соломенной крыши», удачными не назовешь…

Юлия помолчала.

— Там я не сказала сейчас этого, и вы понимаете почему. Но не сказать вам вообще я не могла. Это было бы нечестно.

Послышался нервный смешок Павла Ефремовича:

— Одним словом, лучше мне переквалифицироваться…

Юлия не приняла шутки, судя по голосу, лицо у нее оставалось серьезным.

— Что ж, переквалифицироваться никогда не поздно.

Это, вероятно, озадачило Павла Ефремовича. Отозвался суховато, как всегда, когда был обижен:

— Да, но были же отзывы, рецензии. Например, статья в…

— Будто вы не знаете, как иногда пишутся рецензии, — в голосе Юлии прозвучала горечь. — Человек должен быть прежде всего сам себе критиком. А если он взял на себя смелость заняться искусством, тем более. Фальшь и беспомощность в искусстве всегда дадут о себе знать, их не прикроешь никакими рецензиями.

— Не думаете же вы, — Павел, по всей вероятности, был совершенно обескуражен тем, что ему пришлось выслушать, голос у него срывался, — что я сам сочинил эти рецензии?

— Нет, не думаю, — теперь Юлия говорила словно в раздумье. — Я знаю, человек вы честный, принципиальный… У нас ведь как иногда бывает? Понадобилась по каким-либо причинам свежая фамилия, ну и поднимут на щит первую же попавшуюся на глаза. А как человеку потом жить, об этом не подумают…

Да, да, вот именно! Наталья Андреевна даже приподнялась на коленях, с напряжением вслушиваясь в слова Юлии. В них неожиданно почудилось что-то свое. Будто это она, Наталья Андреевна, уже думала так когда-то, но не смогла выразить своих мыслей. Да и Павел, разве он сам так уж уверен в себе? Недаром ему теперь постоянно требуются доказательства его признания. И все же, как Юлия резко… Разве можно так? Господи, да она совсем не любит его!

Если бы Наталья Андреевна была в состоянии в эту минуту отдать себе отчет в своих чувствах, она поймала бы себя на том, что вместо радости, которую ей должно было бы принести это открытие, она испытывает обиду за мужа.

«Что она говорит? — холодея, спросила себя Наталья Андреевна. — Что она… это… это же самое дорогое у него сейчас. Как Юлия не понимает?»

Нет, она, видимо, понимала, добавила:

— Мне тоже нелегко это говорить. Я, может быть, потеряю вас, вашу дружбу. Но если не скажу вам этого я, кто скажет еще? Никто не скажет.

— Отчего же, — Павел Ефремович прокашлялся, и все же голос звучал у него тускло, неверно: — Я очень благодарен вам, спасибо.

Юлия поняла, усмехнулась:

— Ну вот и все. А я боялась. Все тянула. Боялась, что не поймете меня… Что ж, Павел Ефремович, я, пожалуй, пойду. Чемодан еще надо уложить. Вот вроде и много времени провели вместе, а досыта так и не наговорились. Ладно уж, оставим на письма. Или вы теперь мне и писать не станете?

— Писать? — напряженным голосом переспросил Павел Ефремович, и Наталья Андреевна остро, до боли, почувствовала, как трудно ему было выслушать все то, что сказала сейчас Юлия, и прежде всего потому, что сказала это именно она. И все же ему еще хотелось остаться в ее глазах сильным, уверенным в себе. Процитировал с насмешкой: — «В письмах все не скажется и не все напишется…»

Юлия засмеялась, но в ее смехе не чувствовалось облегчения. Было ясно, что она это так, из вежливости.