И вновь с трудом сдержал приступ бессильной злобы. Какой хирург не знает своих контролеров из наркоконтроля. Каждый ворует то, что стережет. Виктор поднялся к себе, позвонил Лине. Ее тихий голос вдруг снял все: напряжение, усталость, злость. Осталось лишь желание срочно ее увидеть.
Какой странной жизнью они жили. Они, двое, не знающие, кто они друг другу. Не понимающие, что их связало. Не пытающиеся читать свою внезапную, такую прочную нежность. Они уверены лишь в одном: у них есть сегодня и сейчас.
Виктор хлопотал, как няня и домохозяйка. Был властным, как уверенный и рисковый врач. Ловил каждое выражение лица, каждое биение ее пульса, считал глотки, граммы и ампулы. Он сокращал лекарства. Вводил дороговский препарат, чередовал с настоями приморских трав. Обнаружил, что и у того и у другого есть болеутоляющий эффект. И они явно вызывают аппетит. Лина под его присмотром делала гимнастику, они выходили поздним вечером подышать воздухом. Она каждый день сама мыла свои длинные пепельные волосы, вымывая продукты медикаментозного распада. И потом он укладывал ее спать. Виктор оставался в той же комнате на диване. Спал чутко, как на дежурстве в реанимации.
В эту ночь он не заснул вовсе. Просто лежал и слушал ее тихое дыхание. И мысль у него была всего одна: скоро эта ночь может ему показаться одной из самых счастливых в жизни. На рассвете Лина не застонала, а что-то промурлыкала во сне. Виктор тихо встал, склонился над ней. Лицо ее было спокойным, а ресницы вздрагивали, как будто она хотела открыть глаза, чтобы рассмотреть то, что ей сейчас приснилось. Потом она зашевелилась, нахмурилась, освободилась от одеяла, худенькая рука что-то искала на простыне. Может, ей снится одиночество, и оно ее испугало? Лина занимала маленький кусочек большой кровати. И Виктор лег с ней рядом. Удивительно: она не проснулась, но успокоилась. Вздохнула глубоко. И он впервые дотронулся до нее не как врач. Он был просто мужчиной, когда касался легонько ее волос, губ, груди, нежных бедер. Лина открыла глаза и посмотрела на него без удивления. А бездонные и прозрачные глаза затуманила не боль. Эта ночь сняла все вопросы для Виктора. Кто он Лине, кто она ему. Она его женщина. Такая судьба. Непонятно лишь одно: как жить без нее потом? Как удивилась бы Егорова, если бы узнала, что эту женщину на самом деле выбрала его любовь. Что затосковало по ней его тело. И на краю бездны он будет держать свое богатство, сколько хватит сил.
А с утра — вновь преодоления, которые вдвоем у них получаются все слаженнее.
— Почему ты все время повторяешь: «нота за нотой»? — спросила Лина.
— Так объяснил один композитор секрет жизни Баха, которому удавалось работать, несмотря на страшные несчастья, преследовавшие его всю жизнь. Я принесу тебе книгу о Бахе. Ты похожа на его мелодии. Нежная, глубокая, горькая и прекрасная.
Лина была так удивлена. Вот сейчас, на этом кусочке отпущенного ей пути, она узнала самое главное о жизни. Виктор стал ее вторым мужчиной. Первый стремительно бежал, узнав ее диагноз. И с тем, первым, она не чувствовала ничего подобного. Они встретились, когда она была еще здорова, но только сейчас она узнала, что такое — быть женщиной. Быть любимой. Любящей.
А Виктор опять искал в разных источниках, у разных авторов подтверждение своей надежде. Лина ответила на его желание. У нее, измученной и обескровленной, хватило сил на самоотверженный полет в блаженство, на его завершение. Разве это не показатель того, что жизненный ресурс не исчерпан? Может, это их путь к возвращению? И он находил в той или иной степени тому подтверждение. Да, любовь, да, возрождение женственности, да, обновленная кровь — все это стимул. А вдруг панацея? Вдруг они первые?
Виктор совершил ужасную ошибку, впав в любовные мечты. Он оторвался от спасительной позиции профессионала — оставаться в рамках разумного пессимизма. После недели улучшений — нота за нотой — однажды Лина не ответила на его звонок. Он все бросил и примчался домой. Лина умирала. Не приступ боли, а простой и неумолимый уход. Без стонов, жалоб, просьб о помощи. Виктор видел это в своей практике столько раз. Не мог перепутать.
Действовал быстро, на автомате. Позвонил реаниматологу своего института Петру Каширину, верному товарищу. Тот приехал с бригадой через двадцать минут. Они привезли Лину в реанимацию. Началась работа. Виктор вышел на площадку перевести дыхание, и тут на него налетела разъяренная Егорова.
— Ты что себе позволяешь? Мы не «Скорая»! У нас только плановые места. В любой момент реанимация понадобится тем, кто сейчас находится здесь. Ты не имел права привезти ее сюда. Я сейчас потребую, чтобы Каширин перевез ее в районную больницу. Там она получит ровно то же самое. Хотя в таком состоянии и дома помереть можно.