– А вот так. Мало им было гулящих девок, поймали они меня однажды все-таки, окаянные. – Старуха замолчала, вспоминая что-то, глядя злым взором внутрь себя. Через некоторое время тоскливого молчания она встрепенулась: – Ну, все они и года после этого не прожили, одного деревом раздробило, другой в тракторе сгорел, остальные со страху померли.
– Так значит, это вы все те непонятные случайности организовали?
– Да где уж мне-то? – усмехнулась старуха. – Это духи, которые там живут, за меня заступились.
– Духи?!
– Вот хоть верь, хоть не верь… Там кто-то живет. И не один, их несколько. Я с ними разговаривала, голоса у всех разные, характеры разные.
Александр пришел было к выводу, что «ведьма» хоть и выглядит довольно здоровой, давно уже впала в старческий маразм. Но потом одумался и решил, что раз уж он заявился к ней, то хотя бы из вежливости должен внимательно слушать и верить всему, что бы она сейчас ни наговорила, а потом, когда он пойдет в Новую Трёшку, по дороге рассортирует и проанализирует полученную информацию.
– Скажите… э-э…
– Пелагея меня зовут, если тебе это интересно. Просто Пелагея.
– А меня – Александр, будем знакомы… Скажите, Пелагея, а как вы с ними… ну, с духами… разговаривали?
– Это они со мной первые заговорили. Я же после того случая пошла было топиться. Да только подступы к реке здесь обрывом заканчиваются, просто так в воду не войдешь, надо по почти отвесному склону спускаться. Но есть там один утес, который над рекой нависает – прыгай и лети прямо в воду…
– И что? – напомнил о себе Александр через минуту старухиного молчания.
– Да дай вспомнить-то, как все было! – раздраженно отмахнулась та. – Сколько лет-то прошло. Мне уже и самой кажется, что я все придумала… В общем, вышла я на этот утес, стою, смотрю вниз, а перед глазами вся моя жизнь как кино мелькает. И в одном из кадров вижу я свою мать, которая молится перед иконами и плачет: «Прости, Господи, рабу свою Пелагею за грех великий. Отведи соблазн от детей ее и от внуков, не дай погибнуть навечно…» Это мать моя грех моей бабки замаливала – та самоубийством жизнь покончила.
– А что это она вдруг?
– Так когда деревню-то нашу раскулачивали, видимо баба Пелагея и решила, что лучше уж никак не жить, чем на старости лет лишь бы как. Запалила хату свою да вместе с ней и сгорела.
– Кошмар какой…
– Да по сравнению с тем, что нам всем пришлось пережить, может быть и не кошмар, а наоборот… Но я отвлеклась. Так вот: увидев эту картинку, я задумалась. Я хоть и была уже атеисткой, как того времена требовали, но на секунду засомневалась: а вдруг и правда прыгну сейчас, а очнусь в аду? А бабушка Пелагея всегда говорила, что в аду на самом деле не черти со сковородками, как попы говорят, а то, чего ты больше всего в жизни боялась. Я и подумала: какая разница, на этом свете меня мужики будут насиловать или на том? Постояла немного на обрыве, развернулась и пошла к деревне. Иду, а сама думаю: как мне теперь себя вести, как жить дальше, как людям в глаза смотреть?
И вот вышла я на поляну… есть там поляна такая круглая с огромным камнем посередине… и вдруг чувствую: ноги подгибаются, глаза закрываются, спать хочется – просто сил нет. Ну я посреди этой поляны прямо и улеглась и вмиг уснула.
Просыпаюсь, а вокруг сидят четверо – старик, старуха, женщина молодая и парень, еще моложе, – и смотрят на меня. А лица у них добрые, светлые, я таких лиц в нашей деревне, да и в районе не видела. Удивилась и спрашиваю: «Вы кто?» А старик, седой такой весь, мне и отвечает: «Мы хранители камня», – и на камень мне показывает, который посреди поляны лежит. Ну, я его спрашиваю: «А что же его хранить-то? Кому он нужен? Да и не сдвинуть его никаким бульдозером». Парень засмеялся: «Так мы его не от кражи храним, а от забвенья». Я ничего не поняла, но переспрашивать не стала. Думаю, хочется людям – пусть хранят. И тут женщина молодая говорит мне: «Помощь нам нужна, потому к тебе и обращаемся». Я спрашиваю: «И чем же я могу вам помочь?» Они переглянулись, как будто решая, справлюсь я или нет. А потом старик посмотрел на меня и говорит: «Хотя бы главные праздники надо справлять живым людям возле этого камня. Четыре раза в год: в дни весеннего и осеннего равноденствий и в дни зимнего и летнего солнцестояний. Если будешь приходить к камню в эти дни и проводить рядом с ним хотя бы одну ночь, то не будет у тебя больше горестей, об этом мы позаботимся». Я отвечаю: «Ладно, буду приходить и ночевать здесь, мне не сложно», – а сама думаю: «Не могли вы мне это вчера предложить, до того как надо мной эти гады надругались?» И тут голос подала старуха: «А вчера, – говорит, – ты нас не слышала, потому что мысли твои все время были в страхе да суете, а силы наши на исходе уже, не можем мы их просто так тратить. Вот если будешь почаще приходить к камню да просто так, ничего не делая, здесь находиться, то мы окрепнем и уже сможем как-то влиять на людей, а сейчас от нас толку никакого».