— Эти двое, — сказал Мунций, когда уже а арелете зашла речь об этом, — специально отобраны для работы с нами. Остальные семеро, сейчас отсутствующие, такие же. Кроме того, они давно здесь, и Солнце заметно оживило их. Вначале их медлительность поражала всех.
— Мне очень интересно поговорить с ними на эту тему, — сказала Мельникова. — Они не обидятся?
— Конечно, нет. Оба биологи и хорошо понимают причины замедленности мыслей и реакций фаэтонцев. Они для того и находятся здесь, чтобы друг на друге проверять действие солнечных лучей и постараться найти средство ускорить их благотворное влияние на организмы фаэтонцев, когда они все окажутся в солнечной системе. Ликвидировать последствия долгого пребывания возле Веги надо как можно скорее.
— Мне кажется, это будет очень длительный процесс.
— Да, это дело нескольких поколений. Но оно уже начато. Фаэтонцы постепенно изменяют свойства того искусственного солнца, которое освещает их планету в пути. В настоящее время оно во всем подобно маленькому Солнцу.
4
Фаэтонград был не так велик, как это показалось Волгину сверху, из ракетоплана. Население города не превышало сорока тысяч человек.
Здесь не было ни одного промышленного предприятия, это был город отдыха и развлечений «марсиан». Все необходимое доставлялось с Земли на огромных грузовых кораблях, которые прилетали ежедневно и опускались не в самом городе, а в стороне от него, возле строящейся гравиостанции — гигантского здания, почти равного по величине всему Фаэтонграду.
Волгин и его товарищи очень удивились, когда им сказали, что это сооружение не вся станция, а только одна из ее частей, один из узлов мощного комплекса. Точно такие же строились еще в пятнадцати местах, симметрично расположенных на всей поверхности Марса. И возле каждого из них был город, подобный Фаэтонграду, но меньшего размера.
— Здесь административный центр Марса, — пояснил Мунций. — Отсюда же осуществляется и связь с Землей. Другие города не имеют космодромов.
Население Фаэтонграда в подавляющем большинстве работало на гравиостанции. И только незначительная часть обслуживала начавшееся строительство заводов воздуха для будущей атмосферы Марса, детские комбинаты и «службу питания».
Рабочий день на Марсе был значительно длиннее, чем на Земле. Гравиостанцию нужно было как можно скорее ввести в строй, в ней остро нуждались «истребители».
Строители работали половину дня, а потом люди давали задания машинам, и те уже сами, без своих хозяев, продолжали работу. Она шла безостановочно, круглые сутки.
В утренние часы Фаэтонград казался необитаемым. В середине дня он оживал, а вечером его сады и улицы наполнялись веселой и шумной толпой.
Гостей поселили в первом этаже трехэтажного дома, расположенного в густом саду. Внутренняя обстановка ничем не отличалась от земной: комфорт, биотехника, вместо окон прозрачные стены.
Вечером, в день прилета, гости, сопровождаемые Мунцием, посетили, как и обещали, фаэтонцев. Беседа затянулась до глубокой ночи.
Переводчиком служила лингвмашина, вмонтированная в стол, за которым они сидели.
Мебель фаэтонцев, причудливых волнообразных линий, показалась всем некрасивой и неудобной. Кресел не было, их заменяли «табуретки» без спинок. Но для гостей фаэтонцы приготовили обычные стулья.
Мунций предупредил, что говорить надо очень тихо, почти неслышно, чтобы звук голоса не смешивался с переводом.
— Машина чувствительна и слышит прекрасно, — сказал он.
Работа лингвмашины просто ошеломила Волгина. Когда он заговорил первым, задав какой-то вопрос, послышался его же голос, отчетливый, достаточно громкий, произносящий незнакомые слова — тягуче-медленные, напевные.
А когда Ая совсем неслышно отвечал Волгину, раздался чистый современный язык, только с длительными паузами между словами, соответствующими медленности речи фаэтонцев.
Так и шел весь разговор — неторопливо и спокойно. И не только в речи, но и в движениях хозяев гости заметили явную замедленность.
На Мунция, Владилена и Мэри рассказы фаэтонцев производили такое же впечатление, как и на Волгина, Мельникову, Второва и Крижевского. Одинаково чуждый, одинаково непонятный мир вставал перед ними. Жизнь на Фаэтоне, отношения людей, их быт — все было глубоко отлично, все было иным, чем на Земле.
Глядя на сидевших напротив него фаэтонцев, рассматривая их мощные лбы и огромные глаза, Волгин испытывал почти страх. Какая чудовищная пропасть отделяет его от этих «мыслящих существ», как он привык называть про себя обитателей других миров, какая бездна между их умственным развитием! В сравнении с ними он был едва развившимся существом, только начинающим мыслить. Он не мог понять то, что для них было просто и ясно. А то, что оставалось непонятным, еще неизвестным для фаэтонцев, было вообще недоступно ему.
Когда они вернулись домой, Волгин поделился своими мыслями со Второвым. Тот признался, что сам думал о том же.
— Современные люди, может быть, способны сравняться с фаэтонцами, — сказал он в заключение, — но мы… никогда!
— Но почему же они обратились тогда за помощью к людям Земли?