Вспомнить всё

–Скажем так: у меня были определенные опасения, но сейчас твои дела намного лучше, – уклончиво ответил Василий Николаевич. – На тебе все заживает как на собаке. Это – шутка, – усмехнулся он, но тут нахмурился: – Похоже, ты и прежде попадал в большие переделки. На твоей шкуре несколько старых отметин. Однако судьба к тебе была весьма благосклонна: все ранения нетяжелые. Ты ничего не припоминаешь?

–Нет… – не слишком уверенно ответил я. – Я пытаюсь, но ничего не получается.

–Получится, – твердо сказал Иванов. – Обязательно получится, но надо постоянно работать над этим.

–Скажите, Василий Николаевич, потеря памяти – это надолго? – Я буквально заёрзал в постели, чувствуя себя мальчишкой, который спрашивает старшего о чем–то самом важном…

–Мне трудно ответить определенно. Я не психиатр, а хирург… Насколько мне известно, амнезия крайне редко бывает полной. Твой мозг не получил разрушений, это значит, что память непременно должна восстановиться полностью или хотя бы частично. Вопрос в том, что послужило причиной амнезии?

–Кажется, вы говорили о ранении головы и о контузии, – предположил я, вспомнив наш первый разговор.

–Твое ранение вряд ли могло вызвать такие последствия, ведь ты не помнишь даже собственного имени. Я еще кое–что обнаружил… – Иванов на мгновение задумался.

–И что же? – нетерпеливо спросил я.

Мой спаситель не торопился с ответом, видимо не слишком доверяя своей версии. Наконец он пристально посмотрел на меня:

–На твоей руке – свежие следы внутривенных инъекций.

–Я не понимаю....

Василий Николаевич грустно усмехнулся и со вздохом сказал:

–А я, кажется, начинаю понимать… Я сразу почувствовал, что с тобою что–то не так… Ты часто бредил, но твой бред был вызван не жаром. У тебя была небольшая простуда и локальный абсцесс, но воспалительные процессы удалось подавить ударными дозами антибиотиков за двое суток.

–Так что же со мной?! – Я даже привстал, опершись на локти, не обращая внимания на боль в рёбрах.

–Успокойся, сейчас объясню… Понимаешь, твое состояние напоминало мне абстинентный синдром.

–Что? Какой синдром?

–Ну, постнаркотический, – пояснил Иванов. – А проще – легкая ломка после принятия наркотиков.

–Я – наркоман?!

–Нет. Определенно, – ответил Василий Николаевич уверенно. – Твои вены чисты, за исключением трех или четырех точек на левой руке. Я тщательно все проверил. Возможно, тебе насильно вводили наркотики или какой–то психотропный препарат. Другого объяснения я не нахожу, ведь не с медицинской же целью делали инъекции. Конечно, это только предположение, но оно представляется мне наиболее достоверным. Ибо согласуется с известными обстоятельствами. Твое дело дурно пахнет, Сережа.

–Пожалуй, вы правы… – едва слышно ответил я. Передо мной снова начинал клубиться красный туман.

Вывод, сделанный моим нечаянным спасителем, был бесспорным. Все было настолько очевидным, что не требовало никаких дополнительных доказательств. Странно, но меня почти не взволновал сам факт покушения на мою жизнь. Я почти равнодушно подумал о том, что амнезия, а по существу утрата личности, это мое новое состояние. Откуда–то извне, с другой стороны, можно сказать, с другого края света явилась простая и точная мысль, что следует как можно скорее вернуть алмазную точку своего «Я», вернее, наполнить ее содержанием. А со всем прочим можно разобраться после…

Василий Николаевич быстро поднялся:

–Ну ладно, поговорим за обедом. Теперь тебе нужно набираться сил, да поскорее. Вставай и одевайся. Только делай это, ради бога, медленно и осторожно. Я приготовил для тебя кое–какую одежку.

–А моя одежда? Где она? – спросил я.

–Твоя никуда не годится – сплошное рванье, – ответил он. – Жаль, костюмчик был хорош.

–Но вы его не выбросили?

–Разумеется, я высушил твои вещи, они в шкафу.

–А документы? При мне были какие–нибудь документы? – заволновался я. Впрочем, ответ был известен заранее.

–Увы… Я обыскал тебя сразу, как только притащил к себе и сделал перевязки, – ответил Иванов. – Ни часов, ни бумажника, ни каких–либо других вещей я не обнаружил. Должно быть, их забрали те, кто напал на тебя.

Обедали мы на небольшой застекленной веранде, увитой густыми лозами винограда. День выдался тихим и солнечным, но по–осеннему прохладным. Воздух был пропитан медовым ароматом. Под старыми раскидистыми яблонями, как в сказке, золотели десятки спелых плодов. «Молодильные яблоки», – подумал я, толком не отдавая отчета в том, что это за образ и откуда взялся. Но в нем чувствовалась какая–то надежда. Как в горьковатом запахе дыма от костра, что горел на одном из соседних участков. Где–то звучала музыка, слышался стук топора, да чирикали воробьи на ветках за окном. Они нахально вымогали подачку у сердобольного старика, регулярно подкармливающего птиц хлебными крошками.