Вспомни меня

Я киваю и пересаживаюсь через место, чувствуя легкое разочарование. Виви, его дядя и бо́льшая часть города сейчас на воскресной службе, так что риск быть замеченными невелик. Но все же он прав, что проявляет осторожность. Для того чтобы уйти из церкви, он притворился, что у него болит голова. По крайней мере, так он сказал вчера ночью, когда мы договорились встретиться здесь.

– Как ты? Держишься? – Марко делает глоток кофе и наблюдает за мной. Под его глазами появились темные круги после вчерашней ночи.

Я пожимаю плечами, потому что не знаю, как описать букет эмоций, которые я испытываю: гнев и печаль, приправленные замешательством?

– Я не знаю, – говорю я вместо этого. – Слишком… много всего, чтобы переварить.

– Ну, можно и так сказать. – Он криво ухмыляется, и мне становится легче. – Спасибо, что согласилась встретиться со мной.

– Кто может отказаться от знаменитых панкейков Пэтти в воскресное утро? – Я улыбаюсь и пытаюсь сделать вид, что все это – просто завтрак между друзьями, а не двумя людьми, которые пытаются понять, как собрать воедино кусочки своего прошлого.

– Если хочешь знать правду, я больше люблю вафли. Ты же не будешь на меня за это злиться?

Мои щеки горят при мысли о том, чтобы злиться на Марко, и я инстинктивно тянусь к своему кулону со звездой. Я не могу перестать наблюдать за тем, как его волосы завиваются возле висков, или обращать внимание на то, какие они черные, кроме мгновений, когда солнечный свет подсвечивает кофейного цвета пряди, которые так сочетаются с цветом его глаз. И почему я не взяла меню, чтобы было куда перевести взгляд?

Мисси появляется рядом со мной с блокнотом в руках, и я благодарна ей за то, что она отвлекла меня.

– Что тебе принести, дорогая?

Ее кудрявые волосы, как обычно, собраны в пучок на макушке. Они напоминают мне сахарную вату (если бы сахарная вата была ярко-красной и застывала на месте от галлона лака для волос). Мисси работает в кондитерской «Пэттис Пай» столько, сколько я себя помню. Когда я была маленькой, она тайком давала мне мелки и книжки-раскраски, пока мама и папа ели. Теперь она всегда дает мне дополнительный панкейк, когда я сижу за одним из столов, что она обслуживает. И она всегда в хорошем настроении – здание может гореть, а Мисси все равно найдет причину улыбнуться и посмеяться.

Она достает карандаш из кармана своего фирменного сине-белого клетчатого фартука кондитерской «Пай» и поднимает бровь в ожидании.

– Как обычно, спасибо, Мисси.

Мисси наклоняет голову набок и смотрит на меня своими большими зелеными глазами.

– Что именно?

Я уставилась на Мисси, ожидая, что она разразится одним из своих приступов хихиканья и скажет мне, что она шутит или высмеивает меня за то, что я такая доверчивая. Но она только постукивает карандашом по блокноту и бросает взгляд на часы с вилкой и ножом, висящие на стене.

– Черничные панкейки и большой сладкий чай, пожалуйста, – наконец говорю я.

– Не желаете бекон или сосиски?

– Нет, спасибо.

Я всегда заказываю одно и то же. В большинстве случаев она делает заказ, как только видит, как я захожу. Почему она забыла?

Мисси закрывает блокнот и одаривает меня той же улыбкой, что и всех неместных.

– Я сейчас принесу чай, дорогая. – Затем она убегает на кухню.

Я жду, пока она отойдет подальше из зоны слышимости.

– Это очень странно. Она вела себя так, будто не знает меня.

– То же самое, – говорит Марко, качая головой. – Может, она устала. Она была одной из тех людей, кто работал на шахтах той ночью. Может быть, она работала и прошлой ночью?

Я вспоминаю, как несколько месяцев назад она рассказывала мне, что копит деньги, чтобы поступить в школу медсестер. Поэтому, возможно, она берет дополнительные смены, чтобы свести концы с концами. Но после всего, что Марко рассказал мне, мысль о том, что Мисси работает на шахтах, пугает меня.

Она возвращается со сладким чаем и убегает, не сказав ни слова. Обычно Мисси такая же оживленная, как и ее волосы, но сегодня в ее движениях есть какая-то скованность, как будто она не помнит, как работают ее ноги.

Марко, должно быть, замечает беспокойство на моем лице, потому что тянется к моей руке. Затем так же внезапно он отдергивает ее.

– Извини, – говорит он, качая головой. – У меня все время возникает желание взять тебя за руку. Это как… тяга, если так можно сказать. Думаешь, это может быть Эхо? Как будто мое тело помнит, каково это было – быть твоим парнем, но мой разум нет?

Слово «парень» повисло между нами, будучи каким-то правильным и неправильным одновременно. Прошлой ночью было так естественно, когда он взял меня за руку, как будто между нами была натянута нить, сближающая нас.

– Это странно, – говорю я, смущенно рассматривая свои руки. – Вероятно, у нас есть общее прошлое, но тем не менее я ничего не знаю о тебе, например, какая у тебя любимая еда или чем ты хочешь заниматься после окончания школы.

Марко еле заметно улыбается.