Вскормленные льдами

И почему-то захотелось оттянуть это «торжественное» возвращение. Хотя бы для того, чтобы там всё подготовили – жилища, охрану, зону отчуждения. Зная, что за месяц-два нужной инфраструктуры не возвести.

«Иначе как бы не пришлось болтаться в море, ожидаючи».

Звякнул судовой телефон.

– Радиорубка!

– Вижу, – подошёл к аппарату, поднял трубку. – Слушаю.

Говорил начальник связи:

– Мы «искровую» не отслеживаем. А тут Рожественский сообщил, что они перехватили работу беспроводного телеграфа.

– Чего? Может, это их угольщик, который они ждут?

– Они не поняли. Сигнал был слабый и короткий. Но Зиновий сомневается, что на сраном угольщике будет стоять телеграф. Даже на американском.

– Ему японцы мерещатся…

– Не может же это быть береговой станцией – тут, в этих местах, до Первой мировой конь не валялся. Так что это всё же судовая работала. Если им вообще не померещилось.

– Так, а чего Зиновий хотел? На РЛС я ничего не вижу, – не отрываясь от телефонной трубки, Черто́в поглядывал на мерцающий зелёными крапинками экран радиолокатора кругового обзора, – можно и советский метровый включить, но если сигнал был слабый, дальности один чёрт не хватит. На сколько они сейчас бьют, эти телефункены?

– Навскидку – кэмэ сто…

– Запускать беспилотник, при таком поле поиска? Может, подождём с этим?

– Подождём. Тогда пока всё.

– И сами послушайте… – вдогонку втиснул кэп.

– Само собой, – щёлкнуло отбоем.

Трубку можно было и не класть – едва утопилась клавиша, аппарат заверещал опять.

– Есть! Устойчивый сигнал, морзянка.

– Конкретней.

– Только вот фиксируем.

– Ну, так слушайте, по выяснению доложите. Отбой.

Только успели на мостике обсудить-поудивляться, «кто бы это мог быть?», как радиорубка подкинула дополнения:

– Значит так, – докладывал начсвязи, – предположу, что переговаривались два судна, судя по слабому и сильному источнику. Пеленг взят лишь примерно, и не удивлюсь – в нашем курсовом секторе.

– Так… и кто?

– А вот тут ссылаюсь на радистов «Суворова»: сообщения кодировались – уверены, что японским шифром. Передатчик определили как «маркони» – такие стоят в основном у япошек. Рожественский просит провести воздушную разведку.

– Надо же… просит. Быстро он привык к благам цивилизации.

* * *

Беспилотник подняли только через час. За это время продвинулись на двадцать миль вперёд, и на радаре даже что-то забрезжило – если не айсберг, то точно судно. Что вероятней, так как и сами уже шли практически по чистой воде, за редкими участками снежуры и битого льда, среди которого крупных кусков уже и не попадалось.

Дистанцию до цели определили в 63 километра.

«Птицу» вывели ровно на пеленг, но пришлось покружить, выискивая просвет в разрывах тумана.

На мостике сгрудились вокруг экрана, словно забыв, что можно воткнуть шнур в параллельный ноут.

– Но это не военное судно, – определили сразу, уже имея представление об образе самого захудалого парусно-винтового корвета.

Увеличив изображение, мнение сменили:

– Орудие на баке. Вспомогательное корыто. Флаг ни с чем не спутаешь, даже с такого расстояния. Бело-красное.

– Что ж, «обрадуйте» Рожественского, – велел Черто́в. Подкатил себе кресло на колёсиках, усевшись как сыч – типа думу думать. – Этого мы держим на радаре. Так? Второй, судя по затуханию сигнала, далеко вне зоны.

– Так что? – спросил оператор беспилотника. – Возвращаться?

– А ну-ка пройдись чуть западней. Над бухтой Провидения. Надо же глянуть – стои́т ли там угольщик?

Над сушей клубился такой плотный туман, что видеокамера было совершенно бесполезна. Радар «птички» что-то зафиксировал в узкой бухте, но сказать со стопроцентной уверенностью, что это судно, а не скала, торчащая посреди акватории, никто бы не решился.

За тридцать минут, пока кружил беспилотник, наконец, прорезался Зиновий Петрович, изъявив желание прибыть на «Ямал».

– Чего он?

– Просит лечь в дрейф.

– Командуй «стоп машина» по эскадре.

* * *

Металось у Рожественском в голове… накладываясь одно на другое.

Во-первых, продолжая идти караваном, «Ямал» оставался «ведущим» и все корабли эскадры подчинялись приказам с ледокола.

Во-вторых, Зиновий Петрович, будучи военным человеком, понимал правильность единоначалия и строгой дисциплины. К тому же зауважал компетентность «ямаловцев» как опытных судоводителей.

А ещё, пусть это будет, в-третьих, оценил техническую оснащённость «пришельцев».

И, невзирая на почти детское упрямое «я сам!» (в контексте «справлюсь своими силами»), понимал, какое тактическое преимущество эта оснащённость даёт, и не хотел отказываться от такой помощи.

В то же время лезло из адмирала всё его начальственное и властное. И нормально это по логике – командующий таким и должен быть. И не стать бы ему адмиралом без амбиций и командирского стержня. Но уж совсем претило Зиновию идти за гражданским судном, как телок. Тем более что всё уже – арктические опасности позади, и те отдельные льдины, что попадались под форштевень его броненосцев, не страшнее весенних кронштадтских.