Всюду жизнь

Кипарисов приблизился к ней, оглянулся по сторонам и проговорил многозначительно:

— А то, что я с его ведома и одобрения укладывал мороженый грунт!

— Этого не может быть… Вы, наверное, хотите отомстить мне…

Кипарисов взял Катю под руку:

— Здесь не место для таких опасных разговоров. Идемте ко мне, и я вам все изъясню.

Растерянная, испуганная Катя пошла за Кипарисовым. В его комнате, кроме кровати, маленького стола и двух канцелярских стульев, ничего не было. Да еще на стене висел огромный рекламный портрет наигранно улыбающейся киноактрисы.

Кипарисов помог Кате раздеться, повесил ее плащ на вбитый в стену гвоздь, усадил за стол.

— На обстановку не обращайте внимания. Это моя временная берлога, в которой я собирался только перезимовать. Увы, вопреки планам, приходится задержаться…

— Говорите же, зачем вы меня сюда привели?

Кипарисов расстроенно хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ах, не в такой ситуации я мечтал принять вас, Катюша, в своей хижине! Проклятая судьба-индейка! С вашего разрешения, — Кипарисов закурил и, поддернув брюки на коленях, сел напротив Кати. — Для Константина я был просто находкой: он мог моими руками провалить предложение строителей и реабилитировать свой проект.

— Да, он был против зимних работ, Но это был честный технический спор… То, что вы говорите, просто невероятно…

— Но факт! И Костя обещал за эту услугу устроить меня в Москве, в «Гидропроекте».

— Если это правда, это страшно…

— Спросите его самого. Он уже вел переговоры с приятелями своего отца, меня обещали взять на должность старшего инженера. Квартиру, правда, не обещали, но это пустяки: деньги я имею, куплю кооперативную… Так что ваш Котик — соучастник преступления, и его должны судить вместе со мной.

Зазвонил телефон. Кипарисов смотрел на настойчиво дребезжащую коробку и долго не поднимал трубку. Он решал, отвечать ему или нет. Телефон все звонил, звонил. Тогда Кипарисов подошел к аппарату:

— Я слушаю. У телефона Кипарисов.

Он опустил трубку, криво усмехнулся:

— Услышав мой голос, кто-то молча положил трубку. Наверное, проверяют, дома ли я, не сбежал ли… Я ведь нахожусь под следствием…

Катя смотрела на Кипарисова и не узнавала: обычная ироническая, снисходительная улыбочка с его лида исчезла. Оно было решительным, жестоким, беспощадным. Да, он говорит правду. И эта страшная правда навалилась на нее непомерной тяжестью и раздавила ее. Она другими глазами увидела Костю и его поступки, и свою жизнь с ним — на все это как бы упала черная тень той лжи, бесчестия и преступления, которые он совершал здесь в тайне от нее, и поняла, что в этот час жизнь ее, прежняя, кончилась и возврата к ней уже не будет.

И тут все то, что она пережила сегодня, и давнее недовольство мужем, и неудовлетворенность своей участью, которые она долго подавляла, — все это вдруг поднялось в ней, подступило к горлу и прорвалось слезами — она чувствовала, как они скатываются по щекам, оставляя горячие следы, а сама сидела молча, сгорбившись, и невидящими глазами глядела перед собой.

Кипарисов решил, что Катя жалеет мужа.

— Какие искренние, трогательные слезы… Я завидую Косте… Но он не стоит ваших слез, Катюша… Мне больно, что вы не замечаете, как рядом с вами мучается другой человек… Катя, вы околдовали меня, — он осторожно прикоснулся к ее волосам, вкрадчиво погладил, Катя не двигалась, тогда он обнял ее и хотел поцеловать, но та поднялась и оттолкнула его:

— Да как вы смеете!.. А Костя считает вас своим другом…

Тогда Кипарисов с силой схватил ее и стал говорить, глядя ей в лицо:

— Довольно лирики! Слушай меня! Неужели ты не видишь, что твой муж — ничтожество! И такой изумительной женщине жить с этим слюнтяем! Брось его! Ты мне нужна! Уезжай со мной. У меня есть деньги, машина. Мы поселимся в любом городе, где ты захочешь: Москва, Киев, Рига, Ялта… Там нас никто не знает, и мы будем счастливы…

Катя с усилием освободилась из рук Кипарисова.

— И ты смеешь мне это предлагать?

— Не люблю слез. Это для гимназистов, — Кипарисов энергично зашагал по комнате. — Делаю тебе практическое предложение. Если уж Костя так дорог тебе, я могу и пощадить его. И за все ответить один. Ради тебя, Катя. Только ради тебя! Чтобы ты знала, что Кипарисов — великодушный человек… Подумай. Не торопись с ответом… Дай мне возможность надеяться, ждать…

— Я сама, сейчас же всем расскажу о подлости Константина!

Катя схватила плащ и выбежала из комнаты.

— Психически неуравновешенная личность. Дура… Черт с тобой, — вслед ей пробормотал Кипарисов.

3

— Какой-то Алешка — недоумок, примитивный, как неандерталец, который только и умеет крутить баранку, — и все опрокинул к черту! Работа строителей оказалась безупречной, а меня этот Алешка столкнул в пропасть, в тартарары, откуда мне уже никогда не выбраться…

Константин Осинин, не включая света, в темноте мечется в своей комнате. Стремительно бегущая среди дымных облаков луна бросает на пол смутно белеющий прямоугольник, и, когда Осинин пересекает его, лунный свет до пояса выхватывает из темноты нервно вышагивающую фигуру, но лицо остается в тени.