Всё начинается со лжи

И ещё трусливее умолчала насколько у нас с Верейским всё серьёзно.

— Ну а что ты должна была сказать? Прости, я люблю его, а не тебя? Ну неужели он дурак и сам не понимает?

— Да кто его знает, что он понимает, а что нет. Но, наверно, так было бы честнее — сказать, что мы уже помолвлены. А мне всё время его словно жалко. И я ненавижу себя за эту жалость. Я всё время веду себя с ним как-то неправильно.  

И это была чистая правда. С Верейским мне было во сто крат легче, свободнее, увереннее. Он и чувства вызывал во мне совсем другие. С ним я хотела прожить вместе всю жизнь, не расставаясь ни на один день. И мне хотелось верить, что он мои чувства разделяет. Потому что предложил не тянуть со свадьбой. Уже настаивает выбрать дату; квартиру, куда мы переедем; дом, где будем отдыхать в выходные; страну, куда поедем в отпуск и даже заикнулся о втором ребёнке. И у него получается настолько просто и естественно вписывать нас с Матрёшкой в свои планы, что этому невозможно сопротивляться.

Вот и опять я о нём. Обо нём об одном. А ведь хотела о Косте.

— А Костя, значит, предложил поехать с ним? — понимающе кивнула Анька.

— Ну он не то, чтобы предложил. Он сказал такую странную фразу: «Если что-то пойдёт не так, даже не думай, собирайся и приезжай!» И я ведь не сказала: «Прости, Кость! Всё будет так. Ты найди себе кого-нибудь получше, чем я».

— И правильно не сказала. Это он сам решит кого и когда ему найти. А тебе по-хорошему он должен был поставить ультиматум: ты едешь со мной и ничего не знаю. Настоящий мужик не должен спрашивать, он должен брать за руку и уводить, — лечила она мою совесть алкоголем и поддержкой.

— Поверю тебе на слово, — разлила я остатки вина.

— Правильно, поверь, — Анька отодвинула на край стола пустую тарелку и призывно посмотрела на мой салат, к которому я даже не притронулась. — С Костей всё будет хорошо, он толковый парень. И всё он понял, не сомневайся. Тем более Верейский с ним говорил.

— И я понятия не имею о чём, — переставила я этой ведьме, любящей пожрать и не толстеющей, свою тарелку. — Поэтому теперь мне эта фраза покоя и не даёт.

— Забей, — махнула она. — В конце концов, должны же быть у них, как и у нас, свои секреты.

До конца нашего полдничного перекуса Анька рассказывала о своём новом друге. И глаза у неё так горели, что мне даже неловко было её перебивать со своими очередными душевными терзаниями в этот раз на счёт бывшей подружки Верейского.

Терзалась я молча до самого часового бутика «Улисс Нардин» куда такси привезло нас после бутылки Бордо.

— Я бы хотела… — протянула я часы.

На тёмном от загара лице немолодого часовщика не дрогнул ни один мускул, когда он взял часы, полез в какие-то каталоги или прейскуранты — защёлкал мышью, уставившись в экран монитора — потом кивнул, что стекло есть, и попросил мой паспорт.

— Слышь, девочка моя, — толкнула меня в бок подруга, — а мы точно куда надо пришли? Ты вообще ценник на эти часы видела?

— Да какая мне разница, — отмахнулась я. — Ребёнок разбил, я обещала отремонтировать.

— Скажите, — перегнулась Анька через высокую стойку. — А эти часы сколько стоят?

Бросив заполнять квитанцию, часовых дел мастер посмотрел на неё поверх очков.

— Если именно эта модель, то точно не скажу. Но примерный уровень цен в этой коллекции начинается от двух с половиной миллионов рублей.

— Сколько? За часы?! — выпучила я глаза. — А за стекло?

— Сапфировое стекло плюс работа обойдутся вам в… — он назвал стоимость в половину моей зарплаты. — Но рекомендую вам также заодно почистить браслет и корпус. Это ещё плюс полторы тысячи рублей.

— Мн-н-н, а почистить недорого, — промычала я. Заплатила со своего кошелька и первый раз почувствовала себя неуютно.   

— Блин, я чуть не облысела, когда увидела ценники, — распалялась Анька.

Мы вышли из бутика под дождь, я прятала в сумочку квитанцию, подруга переваривала цены и вдруг посмотрела на меня с тревогой.  

— Эль, ты чего?

— Мне безумно страшно, Ань, — я поёжилась. Уличный холод словно пробрал до костей. — Не знаю, как переживу эту свадьбу, встречу с его семьёй, друзьями. Вольюсь ли в эту среду когда-нибудь.  

— Да прекрати ты! Плевать на эту среду! Ты же не за неё замуж выходишь, — встряхнула меня Анька. — Он знает на ком женится. Его же, насколько я поняла, не смущают ни твоя съёмная квартира, ни твои родители.

— Они в нём души не чают, как и в Машке. Но это же мои родители. А если перед своими начнёт меня стесняться?

— Ой, делов-то! Уедешь в Благовещенск, — с издёвкой хмыкнула она и покрутила пальцем у виска. — Кажется, я только что поняла, чего ты так убиваешься за своим Костей. Боишься, что Верейский тебя бросит? — она открыла зонт и обняла меня, согревая.

— И сама не знаю, почему, — уткнулась я в её родное плечо. — Как-то всё слишком хорошо, Ань. Тихо. Красиво. Правильно. Мы так виртуозно обошли каждую кочку, о которую должны были споткнуться, но мне кажется это потому, что я словно всё время смотрю под ноги. Мне страшно поднять голову вверх, а у меня над головой снежная лавина, которую я боюсь увидеть.

— А заскучать не боишься?