Всё, что у меня есть

И он попытался, но клоун не хотел забирать собачку. Мы пошли дальше, я прибавила шагу. Теперь уже клоун пританцовывал вокруг нас, заходя с разных сторон. На его лице была нарисована огромная улыбка, но сам он не улыбался, а протягивал свободную руку и показывал, что хочет получить деньги. Глаза клоуна были обведены и густо подкрашены белой краской, и от этого белки глаз казались желтыми. Я еще раз попросила Гарда вернуть собачку, и он протянул ее обеими руками, но клоун не хотел брать игрушку, ему нужны были деньги. Он становился все более настойчивым, преграждал нам путь, другим пешеходам приходилось обходить нас. Я огляделась, чтобы понять, видит ли кто-то, что происходит, может быть, кто-нибудь может прийти мне на помощь, но все были поглощены собой, только одна дама в шубе, проходя мимо, проследила за нами взглядом. В конце концов я сдалась и спросила клоуна, сколько он хочет за собачку, и он ответил высоким голосом по-английски: «Двадцать пять». Зубы у него тоже оказались желтыми. Я показала на другую фигурку животного, нечто голубого цвета, и дала ему пятьдесят крон, забрала голубую игрушку и протянула ее Ньолу. Тогда клоун, пританцовывая, отправился дальше, а я почувствовала с одной стороны облегчение оттого, что нам удалось от него отделаться, но с другой — раздражение из-за того, что испугалась: разве что-то могло случиться здесь, на Карла Юхана, где мы окружены толпой людей? Вдруг Ньол сунул игрушку мне прямо под нос и прошипел:

— Эй, тетя Моника, я такого не хочу.

Он практически выплюнул эти слова, и в душе у меня зашевелился стыд, который всегда был наготове, и я знала, что Ньол с Гардом это запомнят. Мне захотелось сесть на корточки и заткнуть уши.

— Ты знаешь, сколько мне лет? — спросил Ньол возмущенно.

— Прости. Тогда мы отдадим обе игрушки Гарду.

— А мне?

Ивонна вручает каждой из девочек по мороженому. Тент над верандой мы опустили, чтобы стол оказался в тени, я чувствую, как доски веранды нагрелись под лучами солнца.

— Нам тоже надо было такой сделать, — говорю я Гейру и показываю на навес над нами.

Гейр кивает. Мы уже поели, на блюде осталось немного ветчины, лепешки и консервированная спаржа, белая и блестящая. И я знаю, что скажет Гейр, когда мы придем домой: «В магазинах полно свежей нежнейшей спаржи, а она покупает консервированную!»

— Вы не заметили, что с Ханной что-то не так в последнее время? — спрашивает Ивонна. — Мы немного переживаем за нее. Она стала слишком часто болеть и постоянно жалуется на боли в ногах.

— Она сама не своя, — говорит Калле, — но я не думаю, что у нее что-то серьезное.

— Нет, но мы боимся, что это может быть лейкемия, — говорит Ивонна. Она застывает на полуслове, переводит взгляд с меня на Гейра, потом на Калле. — Она как будто немного… анемичная, — произносит она и закрывает лицо руками.

Я уверяю ее, что мы ничего такого не заметили.

— Вы что, раз так — не можете отвести ее к врачу? — спрашивает Гейр, подливая пива себе и Ивонне.

— Можем, но наш врач пока в отпуске, — отвечает Ивонна, — так что мы думаем подождать, пока он вернется.

— Да точно у нее ничего нет, — говорит Калле.

— Конечно, нет, — соглашается Гейр. — Дети вообще часто болеют, а в какие-то периоды еще чаще. Мне кажется, сейчас она выглядит здоровой.

Ивонна поднимает подлокотники своего кресла и откидывает спинку назад.

Мне вспоминается, как мы с Гейром покупали в садовом центре деревянные стулья с зелеными подушками. Прошло немало времени, прежде чем молодой продавец смог отыскать те стулья, которые мы хотели. Лицо Гейра становилось все более напряженным, нас попросили выйти со склада и подождать снаружи, словно почувствовали какую-то угрозу, исходящую от Гейра, и это разозлило его еще больше. Стоял июнь, солнечный летний день; в сущности, мы радовались, но, стоя на улице у магазина, я почувствовала себя не в своей тарелке, я не могла понять, нравится мне, что Гейр так злится, или нет. Мне нравился его гнев, для этого были причины, но мне не нравилось то, как именно он злился.

— Но я понимаю, что вы нервничаете, любой бы волновался, — говорю я.

Калле машет рукой в сторону Ханны и Майкен, которые сидят на лестнице веранды каждая со своим мороженым. Майкен склонила голову и лижет мороженое сбоку, волосы, выгоревшие на солнце, забраны в хвост на макушке. Мне спокойно, я почти никогда не волнуюсь за Майкен.

— Летом так легко сделать детей счастливыми, — говорит Калле. — Просто дать им мороженое, и пусть радуются, ведь лето такое короткое!

Я улыбаюсь ему.

— Ну, уж эти девочки точно не знают недостатка в мороженом, — замечает Гейр.

Ивонна наливает еще пива себе и Гейру.

— Сельма вчера вернулась к своей маме, — говорит Ивонна. — Ей, похоже, ни в коем случае нельзя видеть, как люди получают удовольствие от алкоголя, так что за пять дней мы не сделали ни глотка.

— Моя бывшая говорит, что так и должно быть, — вступает Калле. — Попробуй пойми эту логику. Но я делаю все, что могу, чтобы не нарываться на конфликт.