Всё, что у меня есть

Когда должна была родиться Майкен, я полностью доверилась персоналу роддома — акушеркам, медсестрам, анестезиологам. Словно они были моей семьей, и я привыкла во всем на них полагаться, но все произошло так быстро — уже вскоре меня выписали и отправили с новорожденным ребенком домой. И я никогда никого из них больше не видела, и все же я к ним привязалась. Пока меня обследовали, я чувствовала себя совершенно беспомощной, лежала на спине, а они хвалили и подбадривали меня, потому что раскрытие было уже большим. Потом мне выдали больничную рубашку и повязку на запястье с именем. Мне подсказывали, как нужно дышать между схватками. Я бы хотела, чтобы они знали обо мне все, все в моей жизни понимали и одобряли. Акушерка оказалась моложе меня, стройная и привлекательная, она говорила то, что обычно говорят в таких случаях, но это ничего не значило. С ней я чувствовала себя в полной безопасности, она была просто частью этого места, и она продолжит делать все то же самое после того, как меня здесь уже не будет. И вдруг в душе возникло чувство, которое мне трудно было понять и осознать, о чем не смела и подумать: я осталась наедине с этим событием, которое запомню на всю оставшуюся жизнь. Облаченные в белые халаты люди с добрыми, понимающими лицами и успокаивающими голосами находились словно за пределами того, что происходило в моей жизни. Они выполняли привычные обязанности, ежедневную работу. Они могли думать о чем угодно — про ланч и о том, когда закончится их смена, о том, что они будут делать вечером. О ягодах в заморозке, новой мебели к Рождеству. Я слышала, как акушерка сказала детской медсестре, что она перестала класть сахар в чай. А потом одна из них сказала другой так, словно меня тут вообще не было: «Она такая спокойная и уверенная», — и я надулась от гордости и захотела вести себя еще лучше, показать, что я способнее остальных. А где-то там стоял и Гейр в одноразовой голубой шапочке-берете. Я была на грани смерти и ближе к жизни, чем когда-либо, но к своей собственной жизни, абсолютно одна — даже Майкен не имела к этому ощущению никакого отношения. С первой минуты она была словно сама по себе, отдельной от меня личностью. Она не знала ничего о том, что происходит, и о том, что будет дальше. На нее надели белую распашонку и подгузник, закрепленный спереди на липучках. Взгляд темных, почти черных глаз, длинные загнутые ноготки, кожа словно прозрачная, налитые губы. Я положила ее в пластиковую детскую кроватку. Личико было заостренным, сосредоточенным. Одновременно с самой Майкен во мне родилась материнская любовь. Возможно, я немного опасалась, что не почувствую ее, но она появилась с первых же секунд. Я вытянулась в постели, почувствовала легкую пульсирующую боль внизу живота, услышала детское хныканье с кровати моей соседки по палате и тут же — голос другой мамы, нежный и убаюкивающий.

Вложить свою жизнь в чьи-то руки

Октябрь 2000

Я думаю о Халворе не так уж часто. Но если случается, мысли мои наливаются тяжестью, словно перед глазами всплывает что-то заурядное и банальное, и мне нужно избавиться от этой тяжести, но у меня не получается, и вместе с этими мыслями накатывает боль — застигает врасплох, и терпеть ее становится невмоготу, но мало-помалу она проходит. В последний раз я видела Халвора в баре в Грюнерлёкке за три месяца до того, как он свел счеты с жизнью. Мы выбрались с Гейром и еще несколькими друзьями выпить чего-нибудь, и тут мы столкнулись с Халвором. Он пришел с девушкой намного моложе его, которая показалась мне нелепой и какой-то жалкой. Я была навеселе, в миролюбивом расположении духа и предложила Халвору с его подружкой присоединиться к нам. В какой-то момент Халвор полез в карман.

— У меня есть два билета на «Массив Аттак» в концертном зале «Рокфеллер» в мае, — сказал он.

— Ну и ну! Не может быть! — воскликнула я, хотя мой восторг по отношению к этой группе, в сущности, остался в прошлом. Я оценила взгляд, который Гейр бросил на меня в этот момент. Удивлять друг друга, узнавать что-то новое, когда уже начинаешь опасаться, что все давно изведано и открыто, дорогого стоит. Майкен в тот момент исполнилось уже год и три месяца, и я постепенно осознавала, что подгузники и детское питание стали занимать в моей жизни и мыслях непозволительно много места. Но как раз за пару месяцев до этого я приступила к работе как журналист-фрилансер, у меня уже были опубликованные статьи в журнале, и я почувствовала, что грядут перемены. Теперь я ждала, когда появится место в детском саду.

— Хочешь пойти? — спросил Халвор. Я быстро повернулась к Гейру и умоляюще сложила руки.

— Я должна пойти на этот концерт обязательно! — я посмотрела на подружку Халвора. — А как же Ванья?

— Ей не нравится «Массив Аттак», — ответил Халвор.