Всё, что у меня есть

Я предвкушаю праздник в честь годовщины свадьбы Кима и Хелены. Я иду вдоль парка Софиенберг с пакетом, в котором звякают две бутылки вина, и с букетом цветов, собранным у входа в дом Торунн. Я сажусь в трамвай, и впервые за долгое время у меня легко на душе. Я выхожу из трамвая и думаю: асфальт. Пересекаю зеленую лужайку и думаю: трава. Мусорные баки. Дерево. Изгородь, конфетные обертки. Считаю плитки мостовой — без горечи, без жуткого отвращения. Сегодня я накрасила ногти красным лаком.

Однажды я обедала с Кимом, Хеленой и их старшей дочерью в кафе. Они были сторонниками свободного воспитания, так что их дети не признавали никаких ограничений, и в какой-то момент Хелена набрала воздуху, чтобы кого-то отругать, или извиниться, или обратить что-то в шутку, искоса глядя на дочь, но потом она выдохнула, и я увидела вспышку отчаяния, которую, казалось, она не думала скрывать. И я поняла, что они загнали себя в угол, из которого не было выхода, они не выносили своего ребенка и из-за этого испытывали чувство огромного стыда. У них еще был сын, который остался дома: очевидно, они не могли взять в кафе сразу двоих. Хелена была беременна третьим ребенком.

Празднично одетые люди прохаживаются в сентябрьских сумерках по лужайке с бокалами в руках. В саду Кима и Хелены среди яблонь рядом с качелями и песочницей установлен большой белый шатер. Дверь в дом открыта. Вечерний свет золотит все вокруг. В прихожей стоит подставка с единственным зонтиком, розовый дождевик выделяется на фоне темных пальто и курток. Хелена встречает меня радушно, берет под руку и увлекает внутрь.

На кухне режет лимон какой-то мужчина. Кухня просторная с огромной люстрой на потолке. На столе стоит блюдо с канапе, пухленькая девочка-подросток пытается привлечь внимание Хелены. Я слышу, как кто-то произносит «двухэтажный». Потом слышу, как из другого угла кто-то восторженно кричит: «Нет! Это неправда!» А потом раздаются громкие раскаты смеха. У мужчины, который режет лимон, рукава рубашки закатаны, я вижу сильные загорелые руки, пальцы — на правой руке кольца нет, потом он поднимает левую, и на ней тоже нет кольца, а также отсутствует один палец, вернее, две фаланги на среднем пальце. Хелена ходит на высоких каблуках по кухне и наполняет водой вазу для цветов Торунн.

— Это Гейр, — кивает она на мужчину с лимоном, — он, так сказать, прямиком с Сардинии. Руку тебе он явно пожать не сможет.

Хелена смеется. Гейр поднимает обе руки, мокрые от лимонного сока, — никакого смущения из-за отсутствия пальца. Реплика Хелены повисает в воздухе:

— Мы поручили ему порезать лимоны. Он повар, вот мы и решили использовать его навыки, нам ведь нужна высокопрофессиональная нарезка лимонов. Гейр, это Моника. Она работает вместе с Кимом. Моника, тебе чего-нибудь налить?

Похоже, мы с Гейром ровесники, он высокий и нависает всем телом над кухонным столом. Лицо живое, симпатичное. Мне в голову приходит странная мысль: кажется, он рад меня видеть. Наконец-то я пришла.

— Многие еще не пришли, — говорит Хелена, — думаю, будет тесно, и так уже народу полно.

Гейр задерживает взгляд на мне, коротко кивает, уверенно, ободряюще.

Значит, повар, думаю я. Наверное, повар мне бы подошел.

Люстра сверкает и едва заметно покачивается, пустая упаковка от арахиса падает со стола на пол. Хелена выкладывает лимонные дольки на большое блюдо. Со смехом в голосе она останавливает Гейра, взявшего еще один лимон и приготовившегося его резать:

— Думаю, этого пока достаточно.

Дочки-матери

Апрель 1997

Когда Майкен опускает взгляд на руки, ее длинные и густые ресницы закрывают полщеки. А когда она только родилась, реснички были такие коротенькие, что не разглядишь, а недель в восемь они вдруг стали длиннее и гуще, щечки округлились, и она начала улыбаться. Теперь она с интересом разглядывает свои ручки, обхватившие деревянную игрушку с колокольчиком внутри, пытается управлять своими движениями и, поднимая глаза на меня, подносит игрушку ко рту. Майкен открывает рот, улыбается и пускает слюни, подбородок блестит, от металлического колокольчика внутри деревянной игрушки отражается свет.

Мама уже много раз говорила, что тетя Лив все уши ей прожужжала о том, что я должна прийти к ней и показать Майкен.

— Она не видела Майкен с Рождества, ей не терпится посмотреть на нее. Тебе что, трудно прогуляться до тети Лив?

Конечно, мне не трудно, мысль о том, чтобы навестить тетю Лив с Майкен, мне даже нравится. Я подумала, что моя жизнь сейчас такая яркая и насыщенная, мне не составит труда взять коляску и дойти до тети Лив, а для нее это будет так много значить. Мы даже уже договорились, но поход в гости пришлось отменить, потому что Майкен простудилась; к тете я собралась только в апреле.

От нашей квартиры до дома тети Лив всего двадцать минут пешком. Я везу коляску с Майкен, которая лежит на спине, ловит мой взгляд и гулит: «агай, агай-агайа».

— Куда мы идем? — спрашиваю я за нее и отвечаю: — Мы идем к тете Лив.