Всё, что у меня есть

На окнах — красные клетчатые занавески, на полке в шкафу геркулесовые хлопья и шоколадная паста, пластиковые стаканчики с нарисованными грибами и кроликами, в ванной — детский шампунь. Дом Эйстейна — особый мир, к которому я пока не принадлежу, но это не значит, что я не собираюсь стать его частью. Я пока не очень знаю, как жить настоящей взрослой жизнью, что и как делать. Не помню уже, когда в последний раз брала в руки нож для чистки картофеля.

Он выключает конфорки и выходит в коридор.

— Как ты думаешь, когда я смогу встретиться с ним? — Я стараюсь, чтобы голос звучал нейтрально.

Эйстейн рассказывал мне об Ульрике — о том, как они катались вместе на коньках, каким он бывает упрямым, о том, что он сам подстриг себе челку, а однажды убедил Эйстейна, что ему звонят, и стащил из шкафа шоколад. И еще о том, как Эйстейн играл с ним в лото три часа подряд и ему не надоело. И я подумала, что хочу встретиться с этим ребенком, хочу что-то значить в его жизни. Хочу, чтобы, повзрослев, он меня помнил. Когда я прихожу к ним, на столе может стоять тарелка с откусанным бутербродом, с остатками скумбрии в томатном соусе, пустой стакан из-под молока. На столе — машинка из конструктора лего, рядом с плетеной корзиной для белья в ванной — трусики с обезьянками. У меня такое чувство, будто я прихожу сюда, как только Ульрик ушел, секунду назад выскользнул через заднюю дверь.

Эйстейн с сыном как-то ходили кататься на коньках на стадион «Уллевол» вместе с Хелле. Когда я спросила об этом Эйстейна, он ответил, что с ней было все просто, поскольку он вообще не собирался заводить с ней постоянные отношения.

— Хорошо покатались?

— У Хелле все время мерзли ноги, — ответил он.

Эйстейн смотрел на меня с улыбкой. Будто мы оба не сомневались, что я не из тех, у кого мерзнут ноги.

— Ведь Ульрик часто встречается с моими друзьями, — сказал он. — А что касается тебя, мне нужно все хорошенько обдумать. Мне кажется, это другой случай.

Эйстейн наматывает на шею полосатый шарф, который связала его сестра, опускается на колено в прихожей и завязывает зимние ботинки.

— У нас еще полно времени, Моника, — говорит он.

Но мне так не кажется. Он говорит, что не нужно спешить. Все должно произойти само собой. Такое впечатление, будто я прыгаю вверх-вниз на одном месте, не могу стоять спокойно от нетерпения, но сдвинуться с места не могу.

Мы спускаемся по лестнице, пересекаем задний двор, на Маридалсвейен мы должны расстаться. Но Эйстейн вдруг останавливает меня.

— Я рассказал о нас Вегарду, — говорит он. — Думаю, это правильно. Он попросил меня привести тебя на обед в субботу, хочешь пойти? Там будет пара учителей из школы и еще кое-кто. Но Хелле не придет.

Это как раз то, что нужно. Кристин попросила меня посидеть с ребенком в выходные, я ответила, что подумаю, и вот теперь с полным правом могу сказать ей, что у меня не получится.

Эйстейн целует меня, крепко обнимает и похлопывает рукой в перчатке по спине.

— И что же, значит, тебе совсем не интересно сидеть с детьми? — спрашивает Кристин, когда я объясняю, что не смогу прийти в выходные. — Лучший способ познакомиться с племянниками — остаться с ними наедине. Тогда ты сможешь влиять на них, как захочешь.

Я понимаю, что они с Элизой говорили обо мне.

— Но уж в следующие выходные обязательно, да? — спрашивает Кристин, и я чувствую раздражение из-за того, что она на меня давит. Хотя я знаю, что в конце недели Эйстейн заберет Ульрика к себе и мне придется остаться на все выходные одной. Я отвечаю, что меня пригласили на юбилей. Это почти правда, или могло бы быть правдой.

Когда я захотела пойти работать учителем, Кристин посоветовала мне сначала закончить учебу по основной специальности:

— Если отложишь в долгий ящик, трудно будет заново начинать.

— Но мне нужно делать что-то конкретное, — взялась объяснять я. — У меня пропал интерес к тому, о чем я пишу.

Тогда я ушла от Толлефа во второй раз и была совершенно в разобранном состоянии, не могла успокоиться и, когда рассказывала обо всем Кристин, уже подала документы на курс по педагогике.

— А о чем ты там пишешь, напомни? — попросила Кристин.

— Женщины с трудными судьбами в литературе, которых в наказание ждет смерть. Без контекста это звучит слишком банально. Никак не могу придумать название. Научный руководитель говорит, тема интересная.

— Но ведь ты можешь закончить работу, даже если она тебе не особенно интересна? — спросила Кристин.

Я прищелкнула языком и покачала головой точь-в-точь как подросток и ответила, что мне нужно сменить обстановку и что все уже решено. Еще я добавила, что не собираюсь ставить во главу угла исполнение обязанностей, как она, а буду заниматься тем, что мне доставляет удовольствие. На что Кристин заметила, что я могла бы зарабатывать гораздо больше, если бы преподавала в университете, а не в школе.