Всё, что у меня есть

— Элси же была на восемь лет старше меня, — сказала тетя Лив и, подумав, добавила: — Неудивительно, что я казалась немного красивее.

Она снова сделала паузу и отвела взгляд.

— Я держала его за руку, когда он умер. Это произошло внезапно, но не слишком.

Она напустила на себя загадочный, заговорщический вид и, словно маленькая девочка, вытянула шею и быстро огляделась, седые волосы торчали во все стороны, как зонтики одуванчика, — она напоминала Скалле-Пера из «Ронни, дочери разбойника», только значительно потолстевшего.

— Я не хотела, чтобы Элси была там в этот момент, — прошептала она. — Я хотела, чтобы в эти последние минуты он оставался только со мной.

Она мечтательно улыбнулась и с напускным виноватым видом передернула плечами и прикрыла веки.

— Он так держал меня за руку, словно не хотел отпускать. Несмотря на то, что он был без сознания. Я понимала, что теперь его последние минуты на этом свете. Дыхание практически не чувствовалось.

И она продемонстрировала учащенное поверхностное дыхание — как у кролика.

— Элси просидела там много часов и очень проголодалась, и ей нужно было немного пройтись, так что она отправилась вниз в кафе за булочкой, и я не стала ее звать.

Стеклянные двери, ведущие в коридор, распахнулись, и санитарка в белой униформе покатила на раздачу тележку с ужином. На металлических, похожих на собачьи, мисках играло солнце.

— Нет, не стала звать. Только никому не говори, — прошептала тетя Лив.

Сиделки проскальзывали одна за другой на кухню, снимали крышки, высвобождали запахи еды и разливали ужин по белым тарелкам.

— Элси ведь была на восемь лет старше меня, неудивительно, что я казалась немного красивее, — повторила тетя Лив. Когда я прощалась с ней, она вдруг изменилась в лице.

— Ах да, Элси. Я должна была купить отбивные для воскресного ужина, но мне кажется, я купила слишком мало. Кристин придет домой к ужину?

— Все в порядке, еды более чем достаточно, — сказала я. — Не думай об этом, я все устрою.

— Но ведь это должна была сделать я, — возразила тетя Лив. — Ты выглядишь усталой, Элси, мне кажется, тебе нужно отдохнуть.

Но на самом деле отдыхать нужно было ей, ей было уже больше восьмидесяти лет, и мозг мало-помалу отказывался ей служить. Но она не казалась измученной, наоборот, выглядела свежей, полной сил и радостной. Усталой чувствовала себя я.

— У меня было счастливое детство, и в этом твоя заслуга, — сказала я ей на прощанье.

— Правда? — оживилась она и гордо расправила плечи.

— Ты просто фантастический человек, тетя Лив, — добавила я, и лицо ее засветилось от нежности и счастья, а у меня сложилось впечатление, что мир лежит у ее ног и она может пожинать плоды: множество любящих ее людей нуждались в ней, испытывали признательность. И что она обо всем этом знала, могла отдыхать и наслаждаться этим. А потом в дверь вошел Бент.

Тетя Лив глубоко вдохнула и выдохнула с волнением:

— Любимый мой. Как хорошо, что ты пришел. — Потом она повернулась ко мне и сказала почти с отчаянием: — Как же я влюблена!

Бент вышел со мной в коридор. Он так тщательно побрился, что кожа была совсем гладкой, надел джинсовую рубашку под свитер, который, как мне думается, связала ему тетя Лив.

— Ее состояние ухудшается, все происходит очень быстро, я теряю ее, не знаю, что и делать.

Стеклянные двери мягко закрылись за мной, я спустилась по лестнице и вышла на сентябрьское солнце. Мне захотелось курить, я стала искать киоск. На березах желтели листья, стены киоска были залиты ярким светом изнутри. Стрекотание кассового аппарата и поскрипывание пленки на пачке сигарет казались прекрасной музыкой и понемногу вытесняли все еще звеневший в ушах голос тети Лив.

Перед отъездом Майкен переоделась. В узких джинсах и короткой кожаной куртке она прошла по посыпанной гравием дорожке, нажала на кнопку брелока машины, та открылась с тихим писком. Джинсы красиво подчеркивали линию бедер. Она долго маневрировала задним ходом мимо машины Ивара и Кристин, прежде чем смогла выехать.

Когда Майкен была маленькой, все ее воспитание сводилось к тому, чтобы сломить ее волю. Что мне и удавалось раз за разом: до нее доходило, что у нее нет ни власти, ни влияния. И тогда у меня возникало ощущение победы. В такие моменты Майкен останавливалась, смотрела на меня удивленными глазами, оценивая мой сомнительный триумф. Разве я не была ее мамой, скалой, каменной стеной, за которой всегда можно укрыться, которая всегда, в любом случае, сильнее ее? Зачем было снова и снова доказывать это себе и ей, подвергая ее унижениям, ломая ее?

Все гости разошлись. Сондре сидит в гостиной с пультом от телевизора в руке, Стиан и Мария тоже уехали в Осло. Кристин, Элиза и я толкаемся на кухне, накрываем фольгой блюда с остатками еды, загружаем блюдца и чашки в посудомоечную машину, и вдруг сквозь звон посуды слышатся звуки фортепиано.

— Ян Улав терпеть не мог пищевую пленку, — говорит Элиза. — Она у него в руках слипалась. Он говорил, что это дьявольское изобретение.

Хеге играет на фортепиано в гостиной. Я узнаю мелодию, это классика, Бах.