Читаем Всё, что имели... полностью

Зоя Сосновская не стала отвечать, как это называется. В их инструментальном выполнили решение бюро горкома комсомола и приказ директора завода о создании молодежной фронтовой бригады, которая, как считалось, должна была работать лучше других. Зоя слышала, что в некоторых цехах таким бригадам «помогают» выходить в передовые: записывают на их счет продукцию других бригад… Ладченко посоветовал однажды и ей делать так же, понимая, что молодым ребятам пока не под силу догнать опытных рабочих. «Николай Иванович, да это же нечестно!» — воскликнула Зоя. Он улыбнулся, похвалил: «Правильно, молодец. На правде стояли и стоять будем!»

— Готовься. На следующем заседании комитета заслушаем тебя, Сосновская. И не обижайся, если выговор получишь. С предупреждением, — пригрозила Марина Храмова.

В этот весенний денек, вот так же у проходной, она встретила Смелянского и пригласила его к себе в общежитие.

— Никаких отговорок не принимаю! Пять минут ходу — и ты наконец-то посмотришь, где и как я живу.

Он вынужденно согласился. В комнате Марина говорила:

— Это моя кровать, это — моей товарки медички. Мне с ней удобно. Она часто уходит на суточное дежурство, и я здесь хозяйничаю одна. А знаешь, угощу тебя настоящим крепким чаем — подарком к женскому празднику. Ты выйди на секундочку, я быстренько переоденусь. — Выпроводив гостя в коридор, она достала голубое платье, надела его, приколола белый бант и посмотрела на дверь, усмехаясь: «Ишь какой дисциплинированный кавалер, в щелочку не подглядывает…»

— Входи, Женя! — громко позвала Марина. — Входи же! — она отворила дверь. В коридоре было пусто.

Марина кинулась к окну и увидела: Смелянский и Леонтьев удаляются от общежития, и ей стало ясно, что парторг увидел в коридоре инженера и увел его.

«Дуреха, надо было не выпускать Женю из комнаты, а попросить отвернуться и при нем переодеться», — ругала себя Марина.

Думая о Жене Смелянском, она понимала, что теперь никак не вытащить его из инструментального цеха: он — тамошнее начальство! На повышение пошел. Правильно. Женя достоин, его можно было бы и начальником инструментального отдела назначить. Чем лучше Конев?

Как-то на планерке Рудаков сказал: далеко от основных цехов расположен инструментальный, не пора ли подумать о строительстве помещения для цеха Ладченко на территории завода… Марина Храмова готова была аплодировать Константину Изотовичу за такие хорошие слова. «Правильно, давно пора переводить сюда инструментальщиков!» — ликовала она, веря, что если директор завел речь о строительстве помещения, оно будет построено. Подражая парторгу Леонтьеву, Марина Храмова серьезно готовилась к заседанию комитета комсомола: как всегда написала текст выступления, не сомневаясь, что Андрей Антонович тоже не обходится без текста (перед ним, как она замечала, всегда лежали на столе исписанные листки). На заседание она решила пригласить секретаря горкома комсомола Рыбакова. Вопрос-то вынесен серьезный: о работе молодежных фронтовых бригад, будет отчитываться комсомольский секретарь Сосновская. Конечно, Рыбаков может спросить: почему взят не лучший пример? Она ответит: для большего заострения.

Именно для этого «заострения» Марина Храмова побывала в инструментальном цехе, поговорила с ребятами из фронтовой бригады Борисом Дворниковым и Виктором Долгих, упрекнула: «Что же это вы плететесь в хвосте? Не стыдно? Не понимаете веления времени? Что, разве трудно перевыполнять нормы?» Ничего толкового ребята ответить не могли, а только мямлили: стараемся, мол, будем стараться… Она и начальника цеха уколола:

— Непорядок, Николай Иванович, ваша молодежь работает из рук вон плохо, и причина в том, что Сосновская палец о палец не ударит, чтобы дела поправить.

Ладченко хмуро сказал:

— Я хотел давно тебя предупредить: не трогай Зою.

— То есть как это «не трогай»? — вспыхнула Храмова. — Меня обязывает к этому комсомольский устав. Я не могу допустить…

Он перебил:

— А ты допусти, что кое-кому известно, почему ты косишься на девчонку. Да, да, не удивляйся и запомни: Смелянский по-братски относится к Зое, как, впрочем, и все мы в цехе.

Марина Храмова ухмыльнулась про себя. Она не верила в такие отношения между парнем и девушкой и считала, что не будь Сосновской, Женя вел бы себя по-иному, не ушел бы, например, из общежития, почаевничал бы с ней…

— Потому-то учти, Марина, мы Зою не дадим в обиду, защитников у нее достаточно, — заключил Ладченко.

Марина Храмова хотела вновь напомнить начальнику цеха о своих должностных обязанностях, но воздержалась, понимая, что грубияну Ладченко сейчас возражать опасно, и подумала: «Ничего, на заседании под орех разделаю инструментальщиков, не оставлю без внимания и их начальника».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука