Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны

— Разговаривал с пацанами мотороловскими: когда штурмовали аэропорт у этих, как они называли, «кибортов», пулемётчик засел на втором этаже. В него две гранаты кинули. У него уже спины нет, а он стреляет. Он под боевой химией!

Чую, что может начаться всё именно здесь. Если им в Пески пробиться, то десять минут — и они в центре города. Мы их там отсечём, но представляете, как их выбивать из города? Это ужас, что в Донецке будет твориться — каждое здание рушить придётся.

Когда мы Углегорск брали, самой большой проблемой было то, что они сидели в зданиях. С отрытых полей они быстрее сматываются. Из города их выбить куда сложнее. — На большой стол за спиной Захарченко выползла мышь, он скосился на неё — совершенно, надо сказать, игнорирующую порядка тридцати мужчин, собравшихся в одном помещении, — и вдруг вспомнил — Недавно перехватили сводку, где их военные жалуются в генштаб Украины, что их атаковали сепаратистские мыши. Серьёзно говорю! У них в окопах мышей развелось немерено. Они там грызут всю херню подряд. В Артёмовске им надо технику ремонтировать: танки, БМП — все провода перегрызли.

На этой войне я видел одну вещь: когда Красногоровку штурмовали — наша восьмая рота оттуда героически отступила. Ну, не будем разбираться, кто виноват, — командир или так сложились объективные обстоятельства; в общем, мы заняли противоположную лесополосу, а посредине — поле. «Вэсэушники» собираются атаковать нас. Их БТРы разворачиваются, а тут как раз гроза началась и, оцените ситуацию, в головной украинский БТР вдруг бьёт молния! Он загорается — и они уходят… А если бы они не ушли, нас бы там всех расстреляли.

Потом, через пару дней, у них 78-я бригада расположилась под Волновахой — и произошла, буквально, атака гадюк. 73 обращения в больницу было в связи с укусами.

Сначала молния ударила, потом гадюки покусали, сейчас, зимой, — их мыши атакуют. Скоро пойдут вход сепаратистские крысы, сепаратистские коты, и такое тогда начнется!..

— У них земля будет гореть под ногами, — с каким-то неожиданно добродушным чувством, совсем, казалось бы, не идущим этой фразе, сказал весьма колоритный боец, которого все называли дядя Вася. Из сказанного им получалось так, что ему даже как-то жалко противника, которого атакуют грызуны и ползучие гады. Но Захарченко переводить разговор в хохму не стал:

— Мы с вами сидим в одних окопах и говорим на одном языке. Но у вас своя война здесь, а у меня ещё и — там. Мы вместе бьёмся за одно и то же, только у каждого свой фронт.

Есть Москва — она может где-то предложить помощь, но тут же взамен хочет, чтоб мы отдали им газовую трубу. Ты думаешь, у меня сними проблем нет? Есть! Только я об этом не говорю. Знаешь, почему в Донецкой республике поставки российского газа прикрутили? Потому что наши трубы хотят забрать. А я им трубы не отдаю. Народная труба, и она будет народной. Пока я буду главой — хер её кто заберёт отсюда.

Там же торг непрестанный идёт: отдай такому-то товарищу Минакиевский металлургический, или ещё что-нибудь отдай, и мы тебе тогда дадим бензин. А людям что останется тогда?

Мы ничего не отдаём, это — донецкое.

Ты придёшь с армии на дембель — а у вас есть труба государственная. И с этой трубы потом будут делать дороги, пенсии платить, пособия, дети будут бесплатно учиться в институтах, лекарства, обеспечение медицинское — всё это с трубы.

С Россией — ладно; ещё и проходимцы отовсюду к нам стремятся. Каждый день общаешься с какой-нибудь очередной олигархической тварью.

Один раз я едва не прибил посланца от Януковича-младшего. Он пришёл и — практически дословно говорю, немного только эмоций добавлю, — пришёл и докладывает: «Виктор Фёдорович и сын его Александр готовы вернуться. Но для того, чтобы они сюда нормально пришли, мы разрешаем вам первому поцеловать ему руку на красной дорожке». А сидим мы вот так, как с тобой, — Захарченко здесь обратился к дяде Васе, сидевшему ровно через стол. — Я беру его за голову — и херак об стол. Сопатку разбил и говорю ему: «Слышь ты, урод, видишь — нос у тебя разбитый. Передай своему Саше, что это не тебя я бью, а его».

А в Москве, я ещё тогда на костылях был, после ранения, мне не хватило до его же морды трёх сантиметров. Я тогда ещё плохо костылём управлялся, для меня это было новое средство передвижения. Но по щеке ему костылём вскользь прошло…