Всякая плоть – трава

Не поймешь, что он болтает, но я поддакиваю. Надо поддакивать. Надо ладить с Таппером – вдруг он как-нибудь поможет мне вернуться в Милвилл.

– Они мои самые лучшие друзья, – блаженно пуская слюни, говорит Таппер. – И еще, конечно, ты и твой папа. Пока я не нашел Цветы, у меня было только два друга – ты и твой папа. Только вы одни меня не дразнили. А все дразнили. Я не подавал виду, что понимаю, но я понимал – дразнят. Не люблю, когда дразнят.

– Они ведь не со зла, – успокаиваю я. – Они не хотели тебе худого. Просто так смеялись, по дурости.

– Все равно нехорошо, – упрямо говорит Таппер. – Вот ты никогда меня не дразнил. Я тебя за это люблю: ты меня никогда не дразнил.

Это чистая правда. Я никогда его не дразнил. Но вовсе не потому, что мне ни разу не хотелось над ним посмеяться, а в иные минуты я готов был его убить. Но однажды отец отвел меня в сторону и предупредил: пусть только я попробую издеваться над Таппером, как другие мальчишки, он так меня отлупит – век буду помнить.

– Значит, это и есть то место, про которое ты мне рассказывал, – где всюду цветы и цветы.

Таппер расплылся в восторженной слюнявой улыбке:

– Правда, тут хорошо?

Тем временем мы спустились с холма и подошли к костру. Среди угольев стоял грубо вылепленный глиняный горшок, в нем кипело какое-то варево.

– Оставайся и поешь со мной, – пригласил Таппер. – Ну пожалуйста, Брэд, оставайся и поешь. Я так давно ем все один да один.

При мысли о том, как давно ему не с кем было разделить трапезу, по щекам его потекли слезы.

– У меня тут в золе печеная картошка и кукуруза, – сказал он, – а в горшке похлебка: горох, бобы, морковка – все вместе. Только мяса никакого нету. Это ничего, что мяса нету, ты не против?

– Нет, конечно, – сказал я.

– А мне страх как хочется мяса, – признался Таппер. – Но тут они ничего не могут поделать. Они не могут обратиться в животных.

– Они?

– Ну, Цветы, – сказал он таким тоном, будто назвал кого-то по имени и фамилии. – Они могут обратиться во что угодно… во всякое растение. А в поросенка или в кролика никак не могут. Я и не прошу никогда. То есть больше не прошу. Один раз попросил, и они мне объяснили. И уж больше я не просил, они и так для меня столько всего делают, стараются, спасибо им.

– Они тебе объяснили? Ты что же, разговариваешь с ними?

– Ну да, все время, – сказал Таппер.

Он опустился на четвереньки, заполз в шалаш и стал рыться там, что-то разыскивая; зад и ноги его торчали наружу – ни дать ни взять, пес в охотничьем азарте разрывает нору, добираясь до сурка.

Потом он попятился и вылез наружу с двумя такими же, как горшок, кривобокими и корявыми глиняными тарелками. Поставил их наземь, в каждую сунул вырезанную из дерева ложку.

– Сам все сделал, – сказал он. – Глину нашел на берегу. Только сперва у меня не получалось, а потом они мне объяснили, как надо делать…

– Кто, Цветы объяснили?

– Ну да. Они всегда мне помогают.

– А ложки ты чем выстрогал?

– Камнем. Наверно, это кремень. С острым краем. Не то что нож, а все-таки годится. Правда, пришлось строгать долго-долго.

Я кивнул.

– Это ничего, – сказал Таппер. – Времени у меня сколько хочешь.

Он опять утер подбородок, потом старательно вытер ладони о штаны.

– Они вырастили для меня лен, чтоб я оделся. Но я никак не выучусь ткать. Они мне объясняли, объясняли, а у меня ничего не получалось. Ну они и отступились. Я сколько времени голый ходил. В одной шляпе. Сам ее сделал, никто мне не помогал. Они мне даже не говорили ничего, я сам ее придумал и сам сплел. После они сказали – очень хорошо у меня получилось.

– Они совершенно правы, – подтвердил я. – Шляпа просто на диво.

– Правда, Брэд?

– Ну конечно!

– Как я рад, что ты так говоришь! Знаешь, я вроде даже горжусь этой шляпой. За всю мою жизнь я ее первую сам сделал, никто мне не подсказывал.

– Эти твои цветы…

– Они не мои, – резко прервал Таппер.

– Ты говоришь, эти цветы могут обратиться, во что захотят. Это значит – в разные овощи, которые у тебя на огороде?

– И в овощи, и во всякое растение. Мне надо только попросить.

– Но если они могут обратиться, во что захотят, почему же они все до единого – цветы?

– Надо же им чем-то быть, верно? – с жаром, чуть ли не сердито сказал Таппер. – Чем плохо быть цветами?

– Нет, отчего же, совсем неплохо, – сказал я.

Таппер вытащил из горячих угольев два початка кукурузы и несколько печеных картофелин. Подобием ухвата, вырезанного, как мне показалось, из толстой древесной коры, снял с огня горшок. И разлил похлебку по тарелкам.

– А деревьями они не бывают? – спросил я.

– Почему, в деревья они тоже обращаются. Мне ведь нужны дрова. Сперва тут никакого дерева не было, не на чем было готовить еду. Тогда я им объяснил. И они сделали деревья, нарочно для меня сделали. Деревья выросли быстро-быстро и сразу высохли, и я стал ломать сучья и разводить костер. Они горят очень медленно, не то что простой хворост. Это хорошо, у меня костер все время горит, никогда не гаснет. Сперва, когда я сюда пришел, у меня были полны карманы спичек. А теперь нету, давным-давно нету.