Всячина

— Сидеть! Я же сразу вам представился. И звезду свою показал. Так чего теперь дергаться? А то — ишь! Мешают ему наши «провода». «Сети» наши мешают. Да если бы не мешали, вы бы тут разгулялись, представляю! У вас-то давно все в проводах, да под током. Народ ваш быстро перенял нашу традицию защиты от кровопийц. Провода по столбам… Ишь! А вы часто видели места, где со столбов провода заходят в дом? У вас большие дома. Ну? Видели? Нет? Только в маленькие избушки на дачах? Думайте, я слушаю! Народ ваш ремесленный. Он наши традиции усовершенствовал даже. Электричество — это вещь хорошая не только для освещения, но и для защиты. Проволока — и электричество в ней. А у нас — канаты и магия вокруг них. Вот и остается нам, шерифам, просто ждать в участке, пока сработает, пока поколеблется особым образом защитная сеть.

Он бормотал сердито себе под нос, проверяя одновременно мои карманы и выкладывая на стол все оружие и амулеты.

— Ну, вот, вот и еще… И деньги есть — кабатчик не останется внакладе. И документы — можно будет написать письмо в ваш город. Там ведь тоже есть шериф… Ну, или какой другой чин, которому обязательно нужно знать, кто там по ночам шалил. Проверить надо вашу лежку. Гнездо проверить… А вот, кстати, и ваш экипаж, дорогой Айвэн.

По улице почти бесшумно приблизилась черная карета, окруженная угрюмыми всадниками на черных же конях.

— Пакуйте голубчика, ребята. В камеру его. А я еще комнату проверю.

И уже сквозь закрывающуюся дверь донеслось сердитое:

— Ишь, «провода» ему наши не понравились! Турист! Фотограф!

Пышки

— И-и-ирка-а-а! — в ушах зазвенело.

Даже зачесалось в ушах. Ну, кто еще может так визжать, кроме Таньки? То есть, давно уже Татьяны, как там ее папу, Петровны, что ли?

— Здорово, Петровна, чего блажишь-то, как прямо…? — Ирка, несмотря на время года, была по-осеннему сумрачна и хрипло-басовита.

Она и в школе такой была — серьезной и даже суровой. А Танька — та балаболка известная. И блондинка к тому же самая натуральная. То есть, и волосами, и внутренним своим содержанием. И фигура у нее тогда была — ого-го. Секс-бомб, секс-бомб… Прямо вот про нее давнишняя песня. Не то, что сейчас, критически оглядела ее Ирка. Хотя, эх, кто сейчас не с такой фигурой? Годы — они же прибавляют вовсе не там, где надо.

— Да ладно тебе нудеть, подруга! Ты погляди, какая погода! Весна!

Погода была просто классная. Вчера прошел сильный дождь, помывший город и сбивший легкий летучий мусор в дальние углы. Теперь этот мусор лежал живописно по газонам, вдоль поребриков из гранита, блестящего сколами граней, сметенный с черной скользкой мостовой утренними дворниками.

Традиционно начало первого по-настоящему весеннего месяца мая было холодным, но солнечным. В воздухе плыл чуть уловимый запах огурцов — неподалеку толстая бабка в пуховом платке и сером ватнике продавала из пластиковой бочки свежую корюшку. Очереди к ней не было.

Подруги синхронно закурили, каждая своё, облокотились на парапет, глядя в отражавшую синее небо и яркие желтые дома медленно и тяжело текущую внизу воду.

— А помнишь…, — начали вдруг так же синхронно и рассмеялись вместе.

Раньше у них тоже так бывало, что одна и та же мысль вдруг приходила в голову. Бывает так: вроде, совершенно разные на вид люди, а думают иногда — слово в слово.

— А помнишь, как в «Пышечную» всем классом ходили на Первомай? Помнишь?

— Ну, не всем, наверное? Нас все же было тогда — ого-го. Под сорок человек…

— Конечно, ничего ты не помнишь. И еще отличница была, а память-то — никуда. Стареешь, что ли? Нас так много было, что в две очереди пришлось встать тогда. Я пошла налево, а ты — направо. И стояли потом у столиков в разных залах. Потому что тесно было. Но тепло-о-о…

— А вот в Москве наши пышки называют пончиками, представь, да? Пончики! Они там охренели в конец в столице своей.

Ирка научилась говорить разные грубые слова без всякой запинки, и не опуская глаз. Работа, чтоб ее так и туда и в другое место… Тут с мужиками за день так наговоришься, что и дома потом хрипишь, бывало, как пьяный матрос.

— Пончики — это же такие круглые, с повидлом! Вот! — сжала пухлый кулачок Танька.

— А они их пирожками называют. Те, что с повидлом.

Ирка в Москве бывала почти еженедельно. И всегда приезжала оттуда с головной болью от суеты и крика. Москвичи все какие-то шумные были. Спешили куда-то все время. И народа в Москве всегда слишком много. Хоть на улице, хоть в метро.

— А пирожки — они вот так, плоские такие, — сомкнула ладони, не выпуская сигареты, зажатой между двумя пальцами, Танька.

— У меня бабушка тогда делала классные пирожки. С картошкой и с жареным луком. И еще с рисом и с яйцом.

— Ага, помню, помню… Слушай, а пойдем-ка, что ли, в «Пышечную», а? Ну, не хочу я что-то в ресторан сегодня. Хочу, блин, детство свое вспомнить школьное. Молодостью тряхнуть, типа.

— Ты только, когда трясти начнешь, не просыпь песок, подруга! — хрипло хохотнула Ирина. А потом вместо ответа просто повернула направо.