«Вся жизнь моя — гроза!»

Среди долины ровныя,
На гладкой высоте,
Цветёт, растёт высокий дуб
В могучей красоте...

Пел эту песню и крестьянин на пашне, и ремесленник в мастерской, и солдат в казарме, и ямщик на почтовой дороге.

Ни сосенки кудрявыя,
Ни ивки близ него...

Песня была не только про человека, оторванного от близких людей, но про самое горькое одиночество того, кто по воле судьбы оказался вдали от родной земли, от Родины. От этого песня делалась ещё печальнее и ещё любимее. И самое замечательное: едва ли не все, кто пел «Среди долины ровныя», не знали имени сочинителя. Люди считали, что это — народная песня. Народ признал её своей. И такая безвестность — самая большая слава для поэта.

Алексей Фёдорович Мерзляков был похож на крестьянина: крепкого сложения, с простыми, крупными чертами лица, будто наскоро вырубленного топором; волосы подстрижены по-мужицки — в кружок. Когда Александр увидел Мерзлякова, он даже не поверил, что это знаменитый поэт: такой он был простой и неказистый на вид.

Мерзляков сидел в кресле в первом ряду. Рядом с ним, по правую руку, устроился пожилой господин с красивым, живым лицом и модно завитыми локонами. Мерзляков сидел тяжело, неподвижно, точно врос в кресло; его маленькие серые глаза были устремлены на отвечавшего ученика. Господин подле него, наоборот, без конца вертелся, прикладывал к глазам лорнет — два стёклышка на длинной позолоченной палочке, здоровался со знакомыми, шептал что-то на ухо то Мерзлякову, то другим соседям, поправлял на груди кружева. Александру казалось, что настоящий поэт должен быть таким — красивым, непоседливым, с живостью в лице и лёгкостью в движениях.

Учитель вызвал Полежаева и предложил прочитать несколько собственных стихотворений. Александр подошёл к покрытому зелёным сукном столу. Читая, он обратился было к красивому господину, но тот отвернулся в сторону, заулыбался кому-то и тут же занялся разглядыванием своих ногтей, тщательно подстриженных и подпиленных; Мерзляков слушал с интересом и даже одобрительно кивал головой. Александр позабыл про вертлявого господина и все стихи прочитал одному Мерзлякову.

После экзамена Мерзляков нашёл в зале Александра, похвалил его стихи, некоторые строчки велел исправить и посоветовал, не тратя даром времени, поступать в университет. Откуда ни возьмись, появился рядом красивый господин, ловко взбил у себя на груди кружева, приложил к глазам лорнет, оглядел Александра, наговорил ему любезностей, пригласил к себе на чай, представился — Пушкин Василий Львович.

Александр читал стихи и шутливые басни Василия Львовича, поэму его «Опасный сосед» знал наизусть. Поэма была про похождения драчуна и забияки Буянова. Похождения оказались не совсем приличные, печатать поэму не позволялось, читатели переписывали её от руки и передавали один другому.

Но в последнее время чаще ходили по рукам не разрешённые для печати стихи племянника Василия Львовича, молодого поэта Александра Пушкина. Многие повторяли, как клятву, его строки:

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!

По Москве разошёлся слух, будто царь хотел сослать молодого поэта в Сибирь и лишь заступничество влиятельных друзей спасло его — вместо Сибири Пушкин отправлен в ссылку на юг. Полежаеву было интересно узнать про судьбу Пушкина, но спрашивать о таком не полагалось. Поэтому он спросил Василия Львовича, скоро ли будет напечатана целиком поэма «Руслан и Людмила», отрывки из которой появились в журналах и всех восхитили. Василий Львович огорчался, что главный Пушкин в русской литературе не он, а племянник Александр, но уже стал привыкать к этому. Да и жаль было Александра: как раз в эти дни он тащился по пыльному тракту куда-то в далёкие бессарабские степи. И Василий Львович живо отвечал Полежаеву, что книжка непременно скоро выйдет и что сам Жуковский — в восторге от поэмы — подарил Александру свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побеждённого учителя». Разгорячившись, Василий Львович пообещал и Александру Полежаеву замечательное будущее...

В октябре 1820 года Александр Полежаев, шестнадцати лет от роду, был зачислен на словесное отделение Московского университета.

Аракчеевщина

Осенью 1820 года в петербургском журнале «Невский зритель» появилось стихотворение — «К временщику». Временщиками называли царских любимцев, имевших из-за близости к царю — монарху — огромную власть. Стихотворение начиналось такими строчками: