В последние несколько лет это стало ясно, как никогда ранее. Вспомним Джорджа Буша-младшего с его воинственным призывом “Вперед, в бой!” и вызовом Джону Керри: “Что, пороху не хватает?” Добавим к этому намеки Дика Чейни на мягкотелость Керри, который поддерживал позицию ООН, и фразу генерал-лейтенанта Уильяма Бойкина “я знал, что мой Бог главнее его Бога”. Это старозаветное “мой главнее твоего” и стремление к руководящей роли опасно раскачивают мир и губят не просто некоторых женщин, мужчин и детей, но и целые народы. Глория Стайнем в книге “Революция изнутри” написала, что нам следует сменить патриархальные установки, “если мы больше не хотим плодить лидеров, чьи юношеские, не известные нам комплексы проявятся потом во внутренней и международной политике”. Отчасти поэтому сегодня, в своем третьем акте, я не жалею сил на то, чтобы мальчики и девочки научились сопротивляться этим необоснованным и пагубным, порождающим жестокость гендерным нормам.
История показывает, что никто – ни нация, ни отдельно взятая личность – не может вечно занимать высшую ступень пьедестала. И если на пути к вершине вы остаетесь скромным, способным к сопереживанию человеком, значит вы подаете людям хороший пример и не останетесь в одиночестве, когда снова окажетесь внизу. Всегда лучше плавно завершить свой путь среди друзей, чем потерпеть крушение на территории противника.
Довольно нам одиноких рейнджеров во всех их ипостасях – даже в моем лице.
Глава 13
Последний рывок
Радость роженицы станет нашим оружием против вас.
Я любила Тома и благоговела перед ним одновременно. Он был мне другом, наставником, любовником, спасителем, опорой во всём, и я надеялась когда-нибудь стать такой, как он. Я видела в нем кристально честного, бескорыстного человека, неутомимого исследователя человеческой природы. Мне нравилось смотреть, как он “проглатывает” книгу за книгой, как, исписывая одну за другой желтые страницы в своих любимых больших блокнотах, выгибает кисть левой – рабочей – руки, словно крабью клешню.
Помню тот день, когда он позвонил своей матери, Джин, и сообщил ей, что я беременна. Последовала долгая пауза. “Что такое, мам?” – спросил он и дальше только слушал, время от времени поглядывая на меня.
Повесив наконец трубку, он сказал: “Знаешь, мама спрашивает, не собираемся ли мы пожениться. Она говорит, ребенка вне брака люди не одобрят. Она сказала, Джонни Карсона[67], когда вы начнете рассуждать в его программе о войне, гораздо больше может заинтересовать, почему вы не женаты. Сказала: вы хотите еще и с этим бороться, мало вам борьбы?”
Я подумала: Джин, ты попала точно в яблочко!
В январе 1973 года я позвонила Вадиму с просьбой о разводе, и он отреагировал весело и благожелательно. В самом деле, мы уже два года жили врозь. Могу сказать, что наши отношения стали даже лучше, чем были в браке. Не только я – другие его бывшие жены тоже замечали подобные перемены.
Когда мы с Томом обручились – это произошло 19 января 1973 года, – я была на третьем месяце. Мы устроили церемонию в гостиной моего дома; мы вдвоем сели у камина на кирпичной приступочке, рядом с нами – мой брат, дальше Холли Нир, с другой стороны – священник-англиканец. Напротив расположилась пестрая компания – человек сорок, в том числе мой папа с четырехлетней Ванессой на коленях и со своей женой Шерли, из Детройта прилетела Джин, мама Тома. Холли с Питером исполнили для нас свадебный гимн ее сочинения. Конечно, не совсем Норман Роквелл[68], сказал Том, но тогда нечасто встречались сюжеты в духе Роквелла. Одним из пунктов нашего брачного обета стало обязательство сохранить чувство юмора – единственный, который нам не удалось выполнить.
С тех пор как мы с Томом стали жить вместе, мои отношения с папой начали потихоньку меняться. Рядом со мной снова был мужчина, с которым мне хорошо, – то есть, по крайней мере, не папа теперь нес за меня ответственность, и он полюбил Тома уже за это. Во-первых, Том так же, как и папа с Вадимом, обожал рыбалку; во-вторых, на папу производило большое впечатление умение Тома красиво говорить без шпаргалки; в-третьих, они оба родились и выросли в центральных штатах. Кроме того, папа явно хотел помириться со мной и был готов пойти мне навстречу. Даже сейчас я пишу об этом с волнением.