Первые дни Николай Иванович, забывшись, иногда восклицал из кабинета: «Кто-нибудь, подайте, пожалуйста, чаю», но на последнем слове осекался. Долго вздыхал, всхлипывал, потом или затихал, или шел на кухню, долго, неумело возился с керосинкой, потом искал посуду, сахар. Когда общие запасы закончились, а жить они стали порознь, бывало, что тесть забывал купить себе продуктов, у него не было даже хлеба и чая, и тогда он выпрашивал в долг у соседей. Еще хуже обстояло дело со стиркой, пока он не договорился с одной соседкой, чтобы та за умеренную плату стирала для него. И все же уже спустя три месяца самостоятельной жизни Николай Иванович сильно сдал. Он утратил свою энергичную жизнерадостность, по большей части был вял, растерян, его статьи потеряли бодрый революционный настрой, его стали реже печатать. А сам он словно обветшал. Его одежда выглядела неопрятно, не было крахмальных воротничков, костюмы были плохо вычищены. Брюки не отпарены. Он выглядел жалким и неустроенным. Он часто стонал по ночам и даже плакал. Федор слушал эти излияния со злорадным удовлетворением.
Сам Федор жил, словно в ледяном панцире. Никуда не ходил, ничем не интересовался. Не читал газет и книг, не бывал в театрах и кино. Он бездумно и бездушно выполнял свои служебные обязанности. Читал лекции, писал статьи и доклады. Он не любил студентов. Они платили ему тем же, хотя и уважали его за знание предмета. С коллегами он был холоден и отстранен, у него не появилось ни друзей, ни приятелей. Он в совершенстве овладел революционной риторикой, и теперь его лекции и монографии пестрели шаблонными фразами о месте трудящихся в истории и классовой борьбе.
По субботам в любую погоду Федор ездил на кладбище, только тут, стоя на могиле любимой жены, он оттаивал, вспоминал, вел с Анечкой долгие беседы. А по воскресеньям ходил в Знаменскую церковь, заказывал заупокойный молебен, стоял службу.
Заведующий кафедрой однажды пригласил его в кабинет и сообщил о поступившем на него анонимном доносе. И попросил больше не ходить в храм, потому как по нынешним временам можно и должности лишиться. На что Федор сухо и холодно ответил, что у него умерла жена, а она это ему завещала, и он не может не исполнить ее последнюю волю. Завкафедрой тяжело вздохнул, но хода делу не дал и собрание сотрудников по этому поводу созывать не решился.