Всевидящее око

– Профессор, – все же сказал я, – в прошлый раз, когда я был у вас, вы упомянули охотника на ведьм, который перешел на другую сторону. Человека, которого сожгли на костре и… о том, что он бросил книгу в огонь…

– Конечно, – ответил профессор. – Ле Клерк. Анри Ле Клерк.

– Кажется, вы говорили, что он священник.

– Именно так.

– А у вас есть где-нибудь его портрет? Рисунок или гравюра?

Он внимательно вгляделся в меня.

– Это все, что вам нужно? Только портрет?

– Пока – да.

Папайя провел меня в библиотеку. Направившись к нужному шкафу, не прося меня о помощи, взобрался вверх с ловкостью белки, а потом спустился с ветхой, потрепанной книгой формата ин-дуодецимо.

– Вот, – сказал он, открывая ее. – Вот ваш почитатель дьявола.

Я увидел человека в колоратке и ризе с множеством складок. Изящное лицо, ясные глаза, полные губы, прямой рот – в общем, приятная мужественная внешность, располагающая к исповеди.

Папайя, старый лис, заметил, как загорелись мои глаза.

– Вы видели его раньше, – объявил он.

– Да, только в другом облике.

Мы переглянулись. Не было произнесено ни слова, но через минуту он снял с себя цепочку с крестом, положил его мне на ладонь и сложил мои пальцы.

– Как правило, Лэндор, я не падок на суеверия. Но примерно раз в месяц меня начинает тянуть на них, как на сладкое.

Я улыбнулся. Вложил крестик обратно в его руку.

– Профессор, мне это уже не поможет. Но все равно благодарю.

* * *

В тот вечер, когда я вернулся, на полу меня ждал конверт, который подсунули под дверь моего гостиничного номера. Я ни на секунду не усомнился в том, кто автор письма. Размашистый, с множеством завитушек почерк с четким наклоном (ровно под сорок пять градусов) выдавал его так же явно, как подпись.

Прикинув, вправе ли я проигнорировать послание, все же не без грусти решил, что нет.

Лэндор!

У меня перед Вами нет абсолютно никаких обязательств, но так как Вы однажды – во всяком случае, я так считал! – проявили неподдельный интерес к моим делам, я решил, что Вам будет интересно узнать о том, что я решил пойти другим курсом. Всего пять минут назад мы с Леей поклялись друг другу в верности. В скором времени я уволюсь из академии и увезу свою жену – как только она станет таковой – подальше из этой глухомани.

Мне не нужно от Вас ни поздравлений, ни сочувствия. Не нужно вообще ничего. Я лишь желаю Вам избавиться от ненависти и обид, которые так изуродовали Вашу душу. Прощайте, Лэндор. Иду к своей возлюбленной.

Ваш

Э. А. П.

«Ага! – подумал я. – Лея не теряла времени даром».

И в самом деле, меня растревожила именно неожиданность этой новости. Почему так поспешно, сразу после того как Лея повстречалась со смертью? По, конечно, только рад действовать по первому знаку своей возлюбленной, но вот что это стремительное бегство дает Лее? Почему она согласна бросить брата и семью в час великой беды?

Ответ может быть только один: затея не имеет никакого отношения к браку; Лею к этому вынуждают какие-то иные, более безотлагательные обстоятельства.

И тут мне на глаза попались другие слова – «прощайте, Лэндор», – и они заставили меня подскочить, как от выстрела картечи, выскочить в коридор и со всех ног бежать вниз по лестнице.

По в опасности. Я был уверен в этом больше, чем в чем-либо еще. Чтобы спасти его, мне нужно было найти одного человека, который мог – или, если на него правильно надавить, согласился бы – ответить на мои вопросы.

За полчаса до полуночи я добрался до дома Марквизов и заколотил в дверь, как пьяный муж, вернувшийся из таверны. Дверь открыла Эжени, заспанная, в ночной сорочке; она уже собралась отчитать меня, но что-то в моем лице заставило ее захлопнуть рот. Она пригласила меня в дом и, когда я спросил, где хозяин, указала на библиотеку.

Горела одинокая настольная лампа. Доктор Марквиз сидел в большом кресле, обитом бархатом, на его коленях лежала раскрытая монография. Его глаза были закрыты, и он тихо посапывал, однако рука продолжала держать стакан с бренди, причем с немалым количеством. (По обычно засыпал точно таким же образом.)

Мне не пришлось будить его. Он открыл глаза, поставил стакан на стол и поморщился.