Всешутейший собор

Для нас не столь уж существенно, какая из биографий Эмина более всего соответствует действительности. Важно, как оценивали фантастические обстоятельства его жизни современники. И в этом отношении весьма показательны слова проницательного Н.М. Карамзина, назвавшего жизнь Эмина «самым любопытнейшим из его романов». Хотя романы не пользовались у законодателей русского классицизма (В.К. Тредиаковского, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова) высокой репутацией, сам Эмин был их ревностным популяризатором. «Романы, изрядно сочиненные и разные нравоучения и описания земель в себе содержащие, – говорил он, – суть наиполезнейшие книги для молодого юношества и приключению их к наукам. Молодые люди из связно сплетенных романов основательнее познать могут состояние разных земель, нежели из краткой географии… Роман и всякого чина и звания людям должен приносить удовольствие».

Биография Эмина, обраставшая все новыми и новыми подробностями, служила основой и фабулой для многих его романов. Автор упорно отождествлял себя с героем собственных книг. Обращает на себя внимание книгопродавческое объявление, которое поместил Эмин об одном своем романе в газете «Санкт-Петербургские ведомости» от 6 июня 1763 года: «Продается книга Мирамондово похождение… в которой сочинитель описывает разные свои [курсив наш. – Л.Б.] приключения и многих азиатских и американских земель обыкновения».

Катаклизмы, выпавшие на долю героя его романа, стремительно сменяют друг друга, держа читателя в постоянном напряжении. Эмин ловко и к месту вводит в повествование конкретные детали быта и нравов иных стран и народов (Египта, Португалии и др.) и даже дает медицинские рецепты (кускуса, например). Он заботится о достоверной подаче фантастического, приправляя текст скрупулезными описаниями вполне реальных фактов и событий. Так, он живописует разрушения, вызванные землетрясением в Лиссабоне 1755 года, сообщает подробности противостояния иезуитов и королевского двора в Португалии и т. д. Эпизодами из жизни писатель наполняет и сочинения иных жанров: так, в книге «Краткое описание древнейшего и новейшего состояния Оттоманской Порты» (СПб, 1769) он распространяется о том, как вступил «по нужде» в янычары.

Ясно, что неправдоподобные повествования о жизни «творителя» Эмина воспринимались как плод остроумного вымысла, рассматривались в ряду произведений словесности, а потому они обретали в русской культуре эстетический статус.

Однако Эмин вымышлял не только в «изустных рассказах» и творимой им литературе, но и в трудах по истории. Речь идет прежде всего о его «Российской истории жизни всех древних от самого начала России государей…» (Т. 1−3. СПб, 1767−1769), обратившей на себя внимание книгочеев обилием ошибок и неточностей. Труд этот наполнен ложными ссылками на показания историков и на никому не известные летописи. Чтобы подтвердить свои, часто весьма спорные, утверждения и голословные факты, Эмин ссылается на выдуманные им источники, для вящей убедительности указывая при этом несуществующие том и страницу. Что это, как не «синдром Мюнхгаузена» – Мюнхгаузена от науки, стремящегося ошеломить читателя глубиной знаний и широтой эрудиции, оставаясь на деле недобросовестным дилетантом? Исторические анахронизмы, искажение географических имен и понятий дополняют представление о научной «ценности» «Российской истории…», вызвавшей уничтожающие сатирические стихи литератора М.Д. Чулкова в журнале «И то и сио» (1769):

Кто цифров не учил, по летописи
строит
И Волгою брега Санктпетербургски
моет, —
Дурак.
Кто взялся написать историю
без смысла
И ставит тут Неву, где протекает
Висла, —
Дурак.

Как историк Эмин снискал себе сомнительную славу «лживца», и именно поэтому этот его труд, в отличие от других его сочинений, ни разу не переиздавался и был вскоре благополучно забыт.

Зато сокращенный перевод («переделка») сочинения Г.А. Бюргера пользовался в России исключительной популярностью и в XVIII – первой четверти XIX века выдержал по крайней мере пять изданий (1791, 1797, 1804, 1811 и 1818). В качестве заглавия книги переводчик (а им был известный сатирик, имитатор и пародист Н.П. Осипов) использовал известную народную пословицу: «Не любо – не слушай, а лгать не мешай», адаптируя тем самым материал к российским условиям.