Всешутейший собор

Помимо влияния книги «Не любо – не слушай, а лгать не мешай» Шаховской оказался под очевидным воздействием житейских фактов современности. По мнению большинства исследователей, прототипом Зарницкого в его комедии был не кто иной, как П.П. Свиньин (1788−1839), писатель, этнограф, дипломатический чиновник, издатель журнала «Отечественные записки». Как раз за несколько месяцев до написания комедии Шаховского Свиньин вернулся из-за границы и поведал обществу невероятные истории о своем пребывании в Европе и Северной Америке и о военных подвигах, будто бы им совершенных. Свиньина не раз обвиняли в том, что он описывает местности, им не посещенные, и аттестовали «русским Мюнхгаузеном». Рассказаные им небывальщины передавались из уст в уста.

Филолог А.А. Гозенпуд пришел к выводу, что в книгах Свиньина, описывающих его заграничные впечатления, обнаруживаются прямые параллели с монологами Зарницкина. Так, Зарницкин, служа во флоте, будто бы совершил чудеса храбрости. То же рассказывал о себе и Свиньин. Турецкие ядра и пули отскакивали от него; он падал с корабля в море, намокшая одежда тянула его на дно, но он спасся (Свиньин П.П. Воспоминания о флоте. СПб, 1818). Описывая в качестве очевидца гибель генерала Моро, Свиньин говорит: «Ядро, оторвавшее ему правую ногу, пролетело сквозь лошадь, вырвало икру у левой ноги и раздробило колено» (Свиньин П.П. Опыт живописного путешествия по Северной Америке. СПб, 1815). И Зарницкин распространяется о бомбе, будто бы попавшей в его лошадь, и о картечи, залетевшей ему в рот. По словам Свиньина, тот встречался со всеми выдающимися деятелями своего времени – в частности, бывал в Париже в салоне мадам Рекамье (как и Зарницкин). Примеры подобных соответствий можно легко умножить.

Современники не видели в россказнях Свиньина творческого начала, почитая его заурядным «лживцем». Вот как характеризовал его поэт О.М. Сомов в «Сатире на северных поэтов» (1823):

Хвала, неукротимый лгун,
Свиньин неугомонный,
Бумаги дерзостный пачкун,
Чужим живиться склонный!..

А стихотворец А.Е. Измайлов в басне «Лгун» (1824) писал о нем в еще более резких тонах:

Павлушка – медный лоб
(приличное прозванье!)
Имел ко лжи большое дарованье.
Мне кажется, еще он с колыбели
лгал!
Когда же с барином в Париже
побывал
И через Лондон с ним в Россию
возвратился,
Вот тут-то лгать пустился!..

Едко и остроумно высмеял Свиньина и А.С. Пушкин в сказке «Маленький лжец» (1830): «Павлуша был опрятный, добрый, прилежный мальчик, но имел большой порок. Он не мог сказать трех слов, чтобы не солгать. Папенька в его именины подарил ему деревянную лошадку. Павлуша уверял, что эта лошадка принадлежала Карлу XII и была та самая, на которой он ускакал из Полтавского сражения. Павлуша уверял, что в доме его родителей находится поваренок-астроном, форейтор-историк и что птичник Прошка сочиняет стихи лучше Ломоносова. Сначала все товарищи ему верили, но скоро догадались, и никто не хотел ему верить даже тогда, когда случалось ему сказать и правду». Любопытно, что, когда Н.В. Гоголь обратился к Александру Сергеевичу с просьбой дать ему какой-нибудь сюжет, Пушкин «подарил» ему живого героя – Свиньина, описав и его характер, и его похождения в Бессарабии, что Гоголь и воплотил в комедии «Ревизор». Так что Свиньин в довершение ко всему послужил прототипом гоголевского Хлестакова.

Иной была судьба другого фантазера – обосновавшегося в Москве легендарного балагура, краснобая и хлебосола грузинского князя Д.Е. Цицианова (1747−1835). Он воспринимался окружающими именно как вдохновенный «творитель» вымыслов. П.А. Вяземский находил в его рассказах поэзию и говорил, что в нем «более воображения, нежели в присяжных поэтах». Свойственную Цицианову «игривость изображения» отмечал и А.С. Пушкин; а мемуарист А.Я. Булгаков восторгался присущим только ему, Цицианову, «особенным красноречием».