Всемирный следопыт, 1931 №05 цвет

Ушел на разведку, поручив мне после отдыха гнать упряжку той же дорогой, ориентируясь по солнцу.

Итак, пришло время, когда надо было становиться каюром. На первый крик:

— Вставай, вставай, эйно, — собаки покосились и не встали. Тогда пришлось итти, проваливаясь в мягкий снег, и говорить с вожаками.

Белогрудый посмотрел на меня недоверчиво, двоеглазый оскалился. Мне показалось, что он хотел сказать: — Неужели ты новый хозяин?

В конце концов, я все же видимо убедил белогрудого поднять упряжку, и скоро все встали на огни, только Ворон продолжал лежать.

За хвост я его не дергал, не бил его мокрыми ремнями, но привязал цепью к бегущей впереди собаке и дело пошло на лад.

Выбравшись на опушку леса, встретили каюра. — Кругом нет никаких дорог.

Двинулись напрямки. Три часа каторжной работы, прежде чем выбрались к дорогам. Вот почему в Янаул прибыли когда было уже темно. Собаки должны были получить заслуженный суточный отдых. Однако, нас ждали в Сарапуле. Телеграмма, полученная от командора, «Быть не позже четырех часов дня, хотя бы пришлось итти ночью» дала отдохнуть лишь несколько часов.

Шли ночью. Держались около железной дороги. Затем, пройдя Кимбарку, свернули на реку Каму.

В Сарапуль опоздали всего на сорок минут.

Это был хорошо сданный экзамен, подтверждающий выносливость собак и их высокую тренировку.

Ворон пропал

Митинг был сорван. Тысячная толпа опрокинула кольцо милиционеров и едва-едва не растоптала нарты. Город переживал с особой шумливостью и горячностью наш приход.

Вечером, накануне выхода к Казани, с цепи сорвавшись и разбив окно — убежал наш Ворон.

Всю ночь мы тщетно искали его. Уголовный розыск и милиция напрасно выслала на улицы разъезды, рассчитывая где-нибудь найти собаку.

Собрались итти без Ворона.

И вдруг — он явился из-за угла, с повинной.

В этот раз его не драли. Слишком трогательно было выражение его глаз. И чувствовал он, кажется, себя несколько неловко.

Собаки, куры и овцы

Утром, 14 февраля, вступили на территорию Татарской республики.

В тот же день в избу вбежал мальчуган и сказал:

— Пуне оша петуха!

— Курегес, курегес!!

— Собака словила петуха…

И пришлось расплачиваться.

В конце концов все эти побоища, которые учиняли почти ежедневно собаки, начинали приобретать какой-то массовый характер. Дикие собаки нашли, что в наших деревнях действительно есть чем поживиться. Они будто тешатся. Они перегрызают горла собакам, овцам, свиньям, а затем даже несобираясь их есть, спокойно отходят в сторону и снова озираются по сторонам, нет ли там новых для нападения объектов.

Эта скверная камчатская привычка, которую они привезли на материк, передалась даже уральской Белке. Она тешится не хуже других. Даже первой кидается.

Больше всего достается бродячим собакам. Впечатление такое, будто на работящих ездовых собак раздражающе действует ничегонеделание деревенских псов. Камчатские собаки, по всей вероятности, считают, что лаять — это не работа, лежать на крыльце и сторожить вход в избу — безделье. Всех Жучек они разрывают в клочья, вытаскивая за уши, за лапы, за хвосты из-под сараев, из-под досок, чуть ли не из-под земли.

Я, пожалуй, не стал бы навязывать здесь рассуждений своим собакам, если бы наблюдения не убеждали меня в том, что они как-то своеобразно понимают «работу». Когда мы как-то запрягли для испытания крестьянскую собаку, с того момента, как алык коснулся ее шеи, камчатские лайки прекратили вражду.

Бежали рядом, не переглядывались. Будто никого нового в упряжке и не было.

Первая жертва

17 февраля пришлось распречь Сангара. Этот пес захворал дизентерией. В течение двух дней тщетно старались мы облегчить его страдания. Через каждые полчаса он послушно пил лекарство. Здоровье не улучшалось. Сангар неподвижно лежал на соломе в теплом сарае и тихо скулил.

На третьи сутки мы с ним навсегда распрощались.

Честно отработав свои несколько сот километров, он пал.

Остальные собаки обратили на это внимание и в течение нескольких дней оглядывались на пустой алык. Тяжелее всех разлуку переживал Урал, бежавший с ним в паре.

Волки

Переход по Татарской Республике был одним из наиболее тяжелых этапов. Дороги резко испортились. В Казани мы прожили несколько дней. Приближались дни годовщины Красной Армии. В Казани происходил всетатарский съезд советов. И съезду мы рапортовали о проделанной работе, рассказывая делегатам о значении ездовых собак для Красной Армии.

От Казани до Нижнего-Новгорода путь шел Волгой. По замерзшей широкой реке. Трудно зимой итти по льду против течения. Торосы, нагромождавшиеся осенью, ощетинились против нас. Собаки уставали. В деревне Чекуры, где в Мариинском затоне ремонтируются волжские пароходы, навстречу вышло 2000 рабочих. Они задержали нас на четыре часа, расспрашивали о переходе.

Здесь — ночной переход. Собаки бежали быстро и лишь в одном месте свернули с пути, почти в лес, почуяв след пробежавших волков.

Встреча в волками ничем не отличается от встреч с козами и бродячими собаками. С ними производится такая же расправа. Один момент и волки мертвы.

И этому никто не учит.