Всемирный следопыт, 1930 № 05

— Не веришь? Ей-богу упустил! — повторил Степан Максимыч. — Да ку-ун какой! Старый, червонца четыре стоит!

Слово за словом он пересказал все перипетии нашей неудачной охоты; мой позорный промах смягчил, упирая на темноту, в которой мне пришлось стрелять. Я отметил, что в подробном рассказе своем Степан Максимыч не обмолвился ни одним словом, которое могло бы служить указанием места нашей охоты на куницу. Не опросил об этом и Кузьма Петрович. Следующий день подтвердил мое предположение: в рассказе о неудачливой нашей охоте Кузьму Петровича больше всего интересовал вопрос: где?

Обогнув пчельник, мы пробирались густым ольшанником к буграм, в ельник, где, по нашим рассчетам, непременно должны были быть русаки…

— Куна этого я все одно добуду, — упрямо говорил мне Степан Максимыч, шагая впереди меня и зорко присматриваясь к каждому следу. — Ежели бы не к вечеру вчера дело было, непременно нашел бы!.. Денька через два пойду и добуду. Кормится он в том месте. Сегодня бы пошел, да охота очень русаками с тобой побаловаться…

Я ни у кого не видел такой походки, как у Степана Максимыча. Он шагал «в разметку», выворачивая наружу носки ступней и почти не сгибая в коленях ног. Со стороны казалось — он идет медленно, но я знал но горькому опыту как трудно поспевать за ним. В лаптях, в толстых суконных онучах, густо перевитых оборками, его короткие ноги всегда казались мне литыми из чугуна. Расстояний для него не существовало, а его «версты» я всегда расценивал километров по пяти. В сумке с патронами у него всегда была краюха хлеба. Он ел на ходу. Пройдет километр-два, отломит небольшой кусочек и съест, через два-три — еще. «Чтоб время не терять и не отощать чтоб», — объяснял он…

В этот день охота сложилась для нас удачная: к полудню мы взяли трех русаков. Взяли бы наверное и еще, но на мое несчастье Степан Максимыч снова наткнулся на куний след и, мгновенно забыв о русаках, исчез в осиннике. Некоторое время до моего слуха доходил хруст веток под его шагами, шорохи раздвигаемых осинок, потом все смолкло. Я остался вдвоем с Султаном на просеке. Хотя Степан Максимыч и заверил меня, что он сейчас вернется, я решил его не ждать и медленно двинулся к дому. Султан бежал впереди, сразу сообразив, что работа кончена и в избушке его ждет еда. С большой неохотой подошел он ко мне, когда, заметив свежий след беляка, я начал подзывать его, ткнул мордой в отпечаток заячьих лап, посмотрел на меня, ткнул еще и опять посмотрел на меня, как бы говоря: «Стоит ли? Не лучше ли домой?» Настаивать я не стал: сетка с двумя русаками уже изрядно оттянула мои плечи. Мы двинулись дальше, но в следующий момент Султан метнулся с просеки в кусты и погнал. Я отчетливо увидел темное гибкое тело быстро ускользавшее от Султана к груше сосен, вправо от меня. И первая мысль была: «Куница!» Я побежал следом за Султаном. У сосняка он остановился и, подпрыгивая, начал лаять вверх, на одну из сосен. Сколько я ни пытался увидеть что-нибудь в густой зеленой хвое, я ничего не увидел, хотя и был уверен, что куница именно здесь. И боясь, что от меня одного она уйдет, закричал во всю мочь:

— Степа-а-ан, го-оп! Сте-па-а-ан, сю-да-а-а!..

Держа ружье наготове, я безрезультатно шарил глазами по верхушкам сосен и не переставал звать:

— Сте-па-ан, о-го-го-го-о!

И был несказанно удивлен, когда вместо Степана Максимыча, ко мне неслышно вдруг подошел Кузьма Петрович. За плечами у него было ружье, а за веревочным поясом топор. Я сразу догадался, что он все время крутился по нашим следам в надежде установить место, где мы нашли вчера куницу.

— Что кричишь? Ай нашел что? — спросил он, осматривая сосняк.

— Белка! — солгал я.

Кузьма Петрович еще раз подозрительно осмотрел сосняк и равнодушно проговорил:

— Белки тут много. Ты что ж, видал ее?

— Видел. Собака по земле гнала.

— По земле?! — переспроси Кузьма Петрович.

В это время я заметил на одной из сосенок беличье гнездо, «гаюшку», как называют его здесь охотники. От Степана Максимыча я знал, что куница часто скрывается в беличьих гнездах, и боясь, что Кузьма Петрович догадается в чем дело, я, не желая уступать ему честь открытия убежища куницы, сказал:

— Может быть это совсем и не белка, а куница?

Но Кузьма Петрович уже догадался. Я заметил это по быстрому воровскому взгляду, брошенному им сперва на гаюшку, потом на меня.

— Куницы здесь не должно быть! — проговорил он смиренным отеческим голосом и опять украдкой вскинул глаза к гаюшке.

— На всякий случай ты постучи по этой вот сосне топором, — предложил я. — Проверим!

— Да зря стучать; куницы тут не должна быть! — повторил Кузьма Петрович.

— Сте-па-а-ан, го-го-оп, сю-да-а!.. — закричал я.

Кузьма Петрович вынул из-за пояса топор, подошел к сосне, но не к той, на которой была гаюшка, и начал рубить.

— Не эту! — поправил я. — Вон ту, с гнездом!