Всемирный следопыт, 1928 № 12

Несколько часов Треугольник нежился в теплых японских водах. Ночью, пустившись в путь, он дошел до отвесных скал острова Алаид, остановился, перекусил морскими рачками и, подчиняясь настойчивому чувству, которое пять лет назад гнало его из пресных вод в море, поплыл обратно по направлению к пресным водам. Хотя он не помнил своего старого маршрута, тем не менее, точно придерживался его. От острова Алаид Треугольник поплыл к острову Ионы. Здесь впервые за три долгих года странствований в чужих водах он встретился со своими земляками-амурцами. Это была стая жирных и крепких самцов кеты с чешуей бронзово-серебристого отлива. Самок Треугольник видел немного раньше. Они беззаботно плавали около острова Ионы. Поведение самцов, их настойчивое желание плыть к Амурскому лиману несколько тревожило самок. Они поодиночке подплывали к самцам, с недоумением оглядывали их лоснящиеся бока и уплывали назад.

Вскоре самцы собрались в стайку и взяли направление на Сахалин. Треугольник присоединился к ним. По пути они нагоняли такие же партии кетовых самцов; попадались им и стайки вместе с самками, но таких было мало. Стая Треугольника все увеличивалась, сливаясь с другими партиями кеты. Возле устья Амура в стае было уже несколько тысяч крупных жирных рыб. Шли они густой массой, разрезая тихую морскую воду. И когда утреннее солнце играло на морской поверхности розовыми бликами, кетовые стаи ослепительно блестели под водой своей лоснящейся от жира чешуей.

VI. В родных водах.

В Амурский лиман кета вошла в конце августа. Первой там появилась стая, в которой находился Треугольник. Состояла она исключительно из самцов, была порывиста, смела и движениями напоминала морской прибой.

Войдя в устье Амура, передовые рыбы глотнули пресную воду и в недоумении остановились; затем выпустили воду обратно и, недовольные, отошли назад в лиман. В этот день кета так и не решилась покинуть морскую воду. Опустившись на дно лимана, самцы всей стаей набросились на разную мелкоту. Они жадно хватали разнообразных рачков, по пути рвали рыбешку и, словно чувствуя, что этот завтрак у них — последний, ссорились и дрались из-за него.

На другой день самцы влетели в устье Амура стремительной кучей. До их появления Амур спокойно плескался у берегов, ярко блестя на солнце. Неожиданно он зарябил, заиграл радужным блеском, и волны побежали на прибрежные отмели. На крутых берегах реки забегали, засуетились люди. Их лица, до этого сосредоточенные и угрюмые, внезапно оживились. Все они замахали руками и громко закричали:

— Хайко идет!.. Хайко… Хайко!

_{Самцы влетели в Амур стремительной кучей…}

Многоголосый крик перелетал через горы, через тайгу и эхом отзывался в стойбищах гиляков, гольдов и ороченов. Дошел он и до русских промышленников-рыбаков.

— Хайко, хайко, хайко идет!..

— Вот она! Кета пошла, кета!..

— Хайко!..

— Осенний ход начался! Большой будет ход!..

На берегах мелких рек, притоков Амура, в грязных закоптелых юртах, в маленьких рыбачьих землянках, прибрежных зимовьях и высоких избах встрепенулись мужчины, женщины и дети. Они столкнули с берегов лодки и поспешно складывали в них снасти и остро отточенные зубастые остроги.

Тем временем в устье Амура прибывали все новые и новые партии самцов кеты. Весь путь в соленой воде они шли большею частью мирно, без ссор и драк. Но как только самцы попадали в пресную воду, их голова туманилась; рыбы яростно били хвостами по поверхности или ныряли в глубину реки. Если двое самцов оказывались рядом — их челюсти разжимались, выпуклые, с желтой оторочкой, глаза дрожали, и враги, как таежные хищники, кидались друг на друга. Еще не видя самок, они поднимали смертельный бой между собой за обладание ими.

Подобные моменты были самые подходящие для людей с острогами. Как только человек замечал пару драчунов, он поднимал высоко над головой острогу и целился в нижнюю рыбу. Сделав выпад назад, рука рыболова выбрасывалась вперед, и острога впивалась в жирное кетовое мясо. Раненая рыба, почувствовав боль и полагая, что она причинена соперником, еще глубже запускала во врага зубы. А человеку только это и было нужно. Взметнув острогу, он разом вытаскивал в лодку обоих ослепленных яростью бойцов. Один сидел на остроге, другой трепыхался в зубах противника…

VII. Жизнь — за потомство.

Треугольнику везло попрежнему.

Несмотря на то, что Треугольник был силен и ловок, ему нередко доставалось от соперников. Один жирный и неповоротливый самец так крепко вцепился в него, что Треугольник чуть не остался без хвоста. К счастью, он во-время успел выпрыгнуть на речную поверхность. Этим маневром он заставил противника разжать зубы…

Шесть дней бесновались самцы в устье Амура. Они заполнили всю реку, забрались в предустьевые речушки, ручейки, но дальше не двигались.

Наконец на седьмой день в устье реки спокойно вошли самки. Они заметно отличались от самцов. Тело их было несколько длиннее и походило на прямоугольную коробку. Белый живот пух от икры. Когда рыба поворачивалась боком к солнцу, ее чешуя отливала бирюзово-желтоватыми темами.