Всемирный следопыт, 1928 № 12

Передо мной задача: надо сменить мои изодранные брюки и затрапезный пиджак на приличный костюм, в котором не совестно было бы показаться итальянцам. Но когда я вчера вытащил свой костюм из чемодана, у него был такой вид, словно он побывал в желудке белого медведя. Каютная уборщица Ксения, неусыпно пекущаяся о штанах всего командного состава, дала мне слово, что и у меня будет аккуратно заглаженная складочка на брюках. Но на горизонте показался уже вход в Кингсбей, а до моих брюк очередь еще не дошла.

Кончилось тем, что мои брюки были кое-как отглажены; однако чистой рубашки у меня не оказалось. Я прицепил к совершенно грязной, заношенной до темно-серого тона, рубашке белоснежный крахмальный воротничок, купленный в Бергене.

Вид у меня получился довольно непрезентабельный. Весь день при встрече с итальянцами мне приходилось нелепо сутулиться и сдвигать плечи, чтобы как-нибудь скрыть несоответствие цветов воротничка и рубашки.

По свободной ото льда, гладкой, как зеркало, воде «Красин» входил в Кингсбей, второй по величине порт Шпицбергена и следующий за Айсфиордом центр добычи угля.

Я представлял себе, что мы увидим живописные берега фиорда, застроенные домами, ряды кораблей у длинных молов. Однако мы подходим к самому концу фиорда и скоро окажемся под высокой стеной огромного глетчера, а города Нью-Олесунда все еще не видно. Где же резиденция «сюсселмана» (губернатора) Шпицбергена?..

Наконец у подножья полосатых желто-белых гор (похожих на зебр, подобно всем горам Шпицбергена) я увидел высокое решетчатое сооружение — исторический эллинг Нобиле, послуживший приютом дирижаблям «Норвегия» и «Италия». Раз здесь находится эллинг, значит, где-то поблизости должен быть и город. Однако ничего похожего на город я не нахожу и обращаюсь за разъяснениями к вышедшему на мостик профессору Хулю. К моему удивлению, Хуль утверждает, что те немногочисленные хибарки, которые я принял за сторожки и сараи, и есть город Нью-Олесунд.

У небольшой деревянной эстакады стоит закопченный угольщик. Крошечные паровозики бегают по берегу, подвозя уголь от виднеющихся вдали черных штабелей к пристани. Там, за этими штабелями, должны находиться и самые копи с шахтами, расположенными выше уровня моря.

На рейде Кингсбея, подавляющем своим гладким сверкающим простором, совсем небольшим кажется темно-серый «Читта-ди-Милано» и окончательно пропадают крошечные «Квест» и «Тания»[1]).

На противоположной стороне залива, имеющего в ширину около пяти километров, у подножья обрывистых скал ютятся девять избушек. Это тоже «город» — Нью-Лондон. Здесь находились когда-то разработки английской компании по добыче мрамора. В силу каких-то геологических преобразований этот мрамор настолько хрупок, что его невозможно доставлять на поверхность сколько-нибудь значительными кусками. Разработки оказались невыгодными, компания лопнула, и весь «город» Нью-Лондон служит теперь пристанищем для двух охотников…

От борта «Читта-ди-Милано» отделяется нарядный катерок и идет нам навстречу. Круг за кругом описывает он около нас, пока на мостике «Красина» не появляется длинная фигура Вильери. Тогда с катерка раздается радостный крик: «Вильери!» Официальная торжественность подготовлявшейся встречи нарушена, и дальше все идет уже вне рамок этикета.

_{Круг за кругом описывает катерок вокруг «Красина», пока на мостике не появляется длинная фигура Вильери…}

Вскоре катерок принял у нас и перевез на «Читта-ди-Милано» всех итальянцев. Вместе с Мариано уехал и наш доктор Средневский, которого итальянцы настоятельно просили сделать Мариано ампутацию ноги.

В этот день у нас на борту побывали итальянские и шведские летчики из группы Маддалена и Торнберга — тех самых, о которых в эти дни говорила пресса всего мира.

Однако меня мало интересуют официальные встречи; при первой же возможности я удрал на берег. Для этого мне пришлось воспользоваться катером инженера Кисса, заведующего сооружениями на копях Нью-Олесунда. Киссу так понравился наш спирт, что, угостившись из моей фляжки, он не покидал уже меня в течение всего дня. Гулко шлепая большими красными резиновыми сапогами, он водил меня по Ныо-Олесунду. Впрочем, это слишком сильно сказано «водил», вернее будет сказать, «провел», так как для обозрения города нужно не более десяти минут. Весь он состоит из двадцати небольших деревянных домиков.

У края поселения, на берегу небольшого заливчика, с которого в 1925 году стартовал на своих самолетах Амундсен и где в память этого воздвигнут теперь небольшой каменный монумент, стоят два-три домика, отличающиеся от остальных некоторой нарядностью. Здесь живут директора и инженеры копей.