Всемирный следопыт, 1928 № 08

Рецепт у старого байкальца оказался прост, но жесток. Он торопливо сделал из вожжи петлю-удавку. Накинул Сивке на шею и затянул.

Задавленная лошадь забилась и погрузилась в воду. Но воздух, оставшийся в ее теле, сейчас же заставил ее всплыть наверх. Она появилась на воде боком, без движения.

Между тем Кузьма, отступив подальше от полыньи, вырубил, по указанию старика, во льду две ямки. Привязав к средине саней веревки, прикрепленные другим концом к Сивке, и, действуя санями как рычагом, нерполовы вытащили неподвижную лошадь на лед. Развязав ее, распустили удавку. Степан начал яростно хлестать лошадь кнутом.

Боль вызвала, наконец, Сивку к жизни. После нескольких жестоких ударов, она вдруг задергалась, потом, судорожно пошатываясь, поднялась на ноги. Промаявшись около полыньи еще несколько часов и отогрев лошадь, ее вновь запрягли.

Напуганные нерполовы долго не могли успокоиться.

— Тридцать лет езжу, и сроду такой оказии не случалось! — вздыхал старый нерповщик…

II. Ночь на «священном» море.

Было уже совсем темно, когда добрались до заранее облюбованного Степаном места и наскоро поставили на льду балаган.

Напившись «затурану»[35]), охотники завалились спать, намереваясь подняться на рассвете. Старик скоро захрапел так, что дрожали тонкие стенки балагана, а Кузьма, взволнованный происшествием, долго не мог сомкнуть глаз.

Подморозило, и кругом балагана загремели словно залпы орудий. С резким, как пушечный выстрел, звуком лопался на море лед, образуя зияющие трещины.

Кузьме стало страшно. И знал, что — лед, а вот поди ж ты!.. Удивительные здесь места!

До сих пор он зверовал в хребтах, на Никое, около китайской границы, и мало что слыхал про море, а как приехал к старику Степану, насмотрелся разных див. Попал он к нему около Николы. Реки давно уже молчали в снежных сугробах, морозы трещали крепкие. А у зимовья Степана, на берегу стоял неумолчный шум волн. Море еще боролось с холодом и, казалось, совсем не собиралось замерзать.

Но однажды мороз настиг Байкал врасплох. После лютых ветров к вечеру настал полный штиль. Ночью грянуло до 40°. А поутру Кузьма, проснувшись, почувствовал, что нечто случилось. Не знал, что именно, но ясно ощущал что-то новое, необыкновенное.

Вошел заиндевевший Степан.

— Ну, паря, студено! — крякнул он, Садясь на лавку. Кузьма вдруг понял, в чем состояла эта новость. В ушах не было, постоянного шума прибоя. Стояла небывалая тишина. Волны, наконец, схватило морозом. Вскоре дед повел его к скале, неподалеку от зимовья, и показал на большой пузырь воздуха под прозрачным льдом. Приказав держать спички наготове, он с силой ударил в лед топором. Кузьма по его знаку сунул в отверстие зажженную спичку. И отскочил… Диво-дивное! Огромный столб пламени вырвался из-под льда…

Дед рассмеялся и объяснил, что здесь в море бегут теплые ключи: от них такие пузыри. К весне они проедают лед насквозь, и образуются полыньи.

Через несколько дней началась на море пальба. Первый раз грянул такой сильный взрыв, что дрогнули берега и зимовье затряслось, как в землетрясение. Кузьма в чем был выскочил на двор. Неподалеку от берега высился гигантский ледяной вал. Глыбы льда взгромоздились одна на другую, стояли торчком. Возле них зияла только что образовавшаяся громадная трещина.

Много диковинных вещей увидел он здесь, каких сроду не видывал. Каждый раз, на его удивление, Степан серьезно говорил:

— Это тебе не Расея! Братские[36]) места, известно… Здесь ухо востро держи. За каждым камешком смерть сторожит…

И верно. Давеча ехали по ладной дороге, лед в три четверти толщиной, а совсем было провалились, словно в ловушку.

Кузьма, вздрогнул. С моря вдруг донесся отдаленный гул, похожий на глухой стон. Потом послышались раскаты грома. Но это был не гром. Образовывались новые провалы и трещины.

III. Хэп.

Утром поставили балаган по-настоящему, хорошенько укрепили его и отправились на разведку нерпы.

Хорошо было морозное свежее утро. Под весенним солнцем море сверкало ослепительной белизной. Снег во многих местах уже сошел, и лед покрылся, по местному выражению, «чиром». Он был так бел, что. глазам становилось больно.

Чтобы не выделяться на этом фоне и быть незаметными для подозрительного, пугливого хэпа[37]), оба промышленника надели поверх тулупов белые коленкоровые балахоны и такие же шапки. Кроме того, захватили войлочные наколенники и маленькие саночки с белым парусом, на случай, если придется «скрадывать» хэпа и ползти по льду. Саночки с поставленным парусом служили бы им прикрытием.　

Белые костюмы промышленников сливались с блеском пустыни. Собака с радостным лаем понеслась вперед.　

Отойдя с версту, старик услышал в лае собаки какие-то новые ноты: тявканье и повизгиванье.　

— Пропарину нашла! — радостно заметил он и ускорил шаги.　

Действительно, через несколько минут ходьбы они увидели на льду большое круглое отверстие. На незначительном расстоянии от него находилось еще пять штук поменьше.　

Старик наклонился и почмокал губами:　

— Ну и хитер же хэп!