Рыбаки с «Филистера» поступили точно так же. Шкипер Сальми отправился: сперва на телеграф и внимательно проглядел телеграммы о рыбной ловле. Море было попрежнему «черно», почти во всем Финмаркене. Только в одном поселке в западном Финмаркене с трудом удалось выудить сотню рыб.
Перед телеграфом собралось множество рыбаков, и все они очень взволнованно обсуждали положение. Некоторые утверждали, что рыбную ловлю срывала им ловля китов вдоль Финмаркенских берегов.
— Как могла песчанка или еще какая-нибудь другая рыба подойти к берегу, когда не стало китов! — говорили они. — Ведь киты гнали песчанку к берегу, а за песчанкой шла треска. Но теперь китов больше нет, они истреблены китоловами, — почти в каждом крупном селении вдоль берега устроены китобойные станции…
Протесты, с которыми ежегодно обращались к властям, прося их хоть временно прекратить бой китов, а то и вовсе уничтожить китобойные станции, оставались без ответа. Государство оставалось глухо к их требованиям. Теперь последствия налицо: вместо песчанки, трески и китов, как было раньше, все море полно тюленями. В каждой телеграмме о ходе рыбной ловли сообщалось, что всюду близ рыбачьих поселков замечен тюлень. А давно уже известно, что там, где появляется тюлень, тотчас же море становится «черным». Сегодня рыбаки были взволнованы и недовольны тем, что государство не хотело с ними считаться и не уничтожило китобойные станции.
— Не остается ничего другого, как разрушить станции! — кричал кто-то из рыбаков.
— Если государство не желает слышать, что разоряет нас, то пусть почувствует!
— Верно, — поддержали его остальные.
Сальми понял, что мысль о том, чтобы разрушить китобойную станцию, засела в голове рыбаков. Он пошел вечером в кофейню, она была полна народа. Большинство гостей — рыбаки, которые продолжали разбирать вопрос о запрещении китобойных станций и невероятно громко шумели.
Сальми стал разглядывать посетителей кофейни. Он никого не знал из них, большей частью это были астеинги, скольпы и квены. Сегодня все они необычайно разговорчивы. Совершенно не стесняясь, сообщают они друг другу свои мнения о китобойной станции и о государстве и при этом орут так, что в ушах звенит.
— Если Калебу Маккинену не удастся напасть на рыбу в море, то нам не остается ничего другого, как уничтожить китобойню в Негавне! — воскликнул один квен.
— Хорошо, отлично, так и сделаем! — подхватили остальные.
Все новые люди, показывавшиеся в дверях, должны были уходить назад, так как в кофейне не было свободных мест.
Наконец Сальми расплатился и вышел. Сквозь густой дым и духоту кофейни продолжали долетать до него голоса: все еще обсуждалось то, чему на следующий день суждено было совершиться — разрушение китобойни.
Сальми сошел к бухте, чтобы поехать к себе на катер. Ему вдруг стало ясно, что лишь одно могло спасти станцию от готовящейся ей участи — появление песчанки. Начнется улов, и у рыбаков тотчас руки будут полны дел, и они забудут и китов, и тюленей, и китобойную станцию.
У самой бухты Сальми натолкнулся на Калеба Маккинена. Он только что вернулся с моря, где не поймал ни одной рыбы. Ему встречались лишь одни тюлени, целые стада тюленей, — сообщал квен.
При этих словах лицо его исказилось от злобы, и он крикнул собравшимся на набережной рыбакам:
— Ребята, не прогуляться ли нам завтра в Негавн и не поглядеть ли поближе на китобойную станцию?..
— Пойдем, пойдем! — ответили ему хором.
На молу и на крышах пакгаузов и амбаров сидели стаи белых птиц, и птицы эти кричали: «аха, аха».
Какое странное беспокойство царило во всем рыбацком местечке! Уже с утра все улицы полны народом, рыбаки ходили взад и вперед большими толпами, говорили, жестикулировали, галдели и кричали.
— В море нет рыбы, а кто виноват? — кричали они. — Виноваты китобои, что отогнали всех китов от побережья! Но теперь мы этому положим конец. Снесем к чорту китобойную станцию!
В местечко съехалось много рыбаков, несколько тысяч человек, и все это были, люди недовольные, возбужденные; они хотели проучить правительство, которое не пошло навстречу их требованиям: не запретило окончательно этого бесчинства — боя китов!
Негавн, где расположена станция — защищенная бухта, на расстоянии полмили от рыбацкого селения. В эту серую песчаную пустыню проложена хорошая широкая дорога. Эта единственная дорога на всем полуострове устроена частной компанией, которой принадлежала китобойня. Из рыбацкого селения ясно видна станция — серое трехэтажное здание с огромной дымовой трубой. Отвратительная вонь китового топленого сала поднималась в эту трубу вместе с клубами дыма. Когда фабрика работала при северном ветре, запах был так силен, что люди затыкали себе нос и отплевывались. Когда же не было ветра, над зданием стояло дымное облако; в китобойный сезон работа происходила и днем и ночью. Но сезон еще не начинался, и на станции вряд ли кто был, кроме сторожа.