Нурасов быстро достал из-за пояса чабанский нож, в виде небольшого одностороннего кинжала с украшением на ручке из металлических полосок. С этим ножом он никогда не расставался. Мы начали отковыривать глину от кома маленькими кусочками. Но окаменевшая масса не подавалась.
— Затупим нож, и все-таки ничего не сделаем, — выразил свое мнение Нурасов. — Надо весь ком положить на несколько часов в воду. Глина растворится и разлезется — таково уже свойство наших почв.
Я положил ком в ближайшую ямку, полную воды.
— Уговор заранее: если клад нашли, то делить поровну, — посмеивался Нурасов в свои жесткие усы.
Горя нетерпением узнать, что может быть в середине этого кома, я через несколько минут вытащил его из воды. Но она еще не успела пропитать кома, и попрежнему он был очень тверд.
Дождь переставал. Заголубело небо, и лишь одна тучка над нами посылала на землю мелкую водяную сетку. Засияло вновь яркое солнце.
— Давайте спускаться, — посоветовал Нурасов. — Надо спешить, пока земля не разомлела, а то на обувь столько налипнет, что и ноги не передвинешь.
«Гей, гей!» — раздался вблизи голос Мамута. Он поднимался к нам.
— Зачем не пошла за мной, видишь совсем сухой вышла, — смеялся Мамут, садясь на корточки и скручивая папиросу.
Стали спускаться. Художественный ящик, полотно с подрамником, болтавшаяся у бока фляжка с водой сильно стесняли мои движения. Остатки зонта Мамут сунул себе под мышку. Нурасов нес заинтересовавший нас ком, положив его в сумку, опорожненную от провизии.
— Зачем земля брал? — обратился Мамут ко мне.
— Это не земля, а клад, — сказал я серьезно.
— Калад, вай, вай, зачем я не был! — смеясь, подшучивал татарин.
Тропинка раздвоилась.
— Айда сюды — это мой дорожка! — приглашал Мамут налево.
— А по-моему, надо взять вправо, — советовал Нурасов.
— Иди Осман вправо, а я тут пошел. Я Кастель знаю, — обиженно пробурчал Мамут и продолжал деловито, — мой бабай Кастель камень бил.
Решили повернуть за Мамутом. Тропа, сперва удобная, сразу круто пошла вниз. Мамут первый проехал на своем сиденье добрых пять метров. Ругаясь, весь измазанный в глине, он вызвал наш хохот, во время которого и я проехал по вязкой глине, но уже большее расстояние, чем Мамут.
Нурасов стал обходить стороной крутое, скользкое место. Тропа сделалась мало заметной и вскоре совсем потерялась.
— Мамут, где же тропа? — спросил я.
— Тропа? Шайтан ему знает, — сердито пробормотал Мамут.
Нурасов разразился по-татарски короткой, но выразительной речью, кивнув в сторону Мамута, шедшего рядом со мной.
— Что это тебе Осман говорил? — спросил я Мамута.
— Говорил — хорошо, что дождик перестал…
— Врешь ты, шайтанова перечница, — вставил Нурасов, — я сказал, что тебе ослов пасти, а не проводником быть.
Полезли обратно вверх, свернув в сторону моря. Мамут, подталкивая нас, указывал несколько в сторону, на хаос камней. Каменная куница, стройная, гибкая, зорко вглядывалась в какую-то добычу и потому не заметила, как мы подошли. Мгновенье — животное почуяло нас и, мелькнув белой грудкой, с поразительной ловкостью и быстротой исчезло в скалах.
— Ага! Это я видала, — гордо заявил Мамут.
Вышли на удобную тропку и быстро спустились на узкий шиферный кряж у моря.
— Мотри, мотри, какой черный барашка в море! — воскликнул Мамут.
Большая группа дельфинов, недалеко от берега, кувыркалась в побирюзовевшем, спокойном море. Точно играя, догоняя друг друга, животные иногда ловко подпрыгивали над водой.
— Дельфины на охоте, — проговорил Нурасов. — Обратите внимание, что они расположились полукругом и таким образом гонят камсу к берегу. Она идет сплошной массой, и между дельфинами море точно в зыби.
Действительно, море бурлило в пространстве, охваченном дельфинами. Ярко блестели на солнце полоски выпрыгивавшей над водой рыбешки. Почуя берег, камса бросилась в море. Дельфины сблизились, сжали круг, и море закипело еще больше. Дельфины ринулись стремительно в гущу камсы и, извиваясь, как змеи, пожирали рыбу. В одном месте камса прорвалась, оставляя за собой на морской глади яркий серебряный след. Дельфины бросились за ней, пробовали остановить, опережая и выстраиваясь дугой, но камса уходила вглубь моря…
Мы долго молча наблюдали это занимательное зрелище.
— Большой свинья поел маленький камса, — глубокомысленно изрек Мамут.
Двинулись дальше. Наступали короткие крымские сумерки. Судакские горы подернулись синью. В прозрачном воздухе высился над морем мыс Меганом.
— Ваш ком порядкам намял мне спину, — пробормотал Нурасов. — Вероятно лишь наше воображение вложило в него нечто достойное внимания. Давайте разобьем ком камнем, чтобы без лишних хлопот убедиться в моей правоте.