— Для меня ясно только одно — под нами область Коми, то-есть, Зырянский край, но какая именно его часть? Уже само по себе это обстоятельство не сулит ничего приятного, но если мы на юге этого края, то полбеды — значит, мы идем с уклоном к востоку, а если это север Зырянского края, то дело — дрянь, — придется, вероятно, завтра уже садиться, потому что лететь в Ледовитый океан нам нечего. Дорого я бы дал за то, чтобы знать, где именно мы находимся…
Было одиннадцать часов ночи 1 мая, когда Сементов уступил свое место у приборов Зыбкову, а сам, завернувшись в брезент, улегся на дне корзины, чтобы уснуть.
Звезд, как и вчера, не было видно. Все небо было затянуто быстро несущимися густыми тучами. Туман внизу снова начал сгущаться и скоро занял весь горизонт. Становилось все холоднее, и Зыбков уже не раз приложился к горлышку бутылки с коньяком, чтобы немного согреться, так как ему начинало казаться, что даже самый желудок его пронимает зябкая дрожь. Глотки он делал маленькие, экономные, так как они условились с Сементовым беречь вино и возможное количество припасов на случай посадки в дикой местности, где им, может быть, пришлось бы долго бродить без жилья.
У приборов почти нечего было делать, так как аэростат шел довольно ровно, и только обилие влаги давало себя знать. Следить за землей тоже нечего было, потому что ее попросту не было видно. Лишь изредка в узкие окна в облаках проглядывала все та же черная бездна. Высотомер показывал без малого четыреста метров. До земли было далеко, и Зыбков не видел ничего плохого в том, что он дал аэростату еще немного убавить высоту и позволил ему итти на трехстах метрах — ему было жаль напрасно тратить балласт ради того, чтобы компенсировать сжимавшийся от ночного холода газ. А температура заметно стала понижаться, и висевший на рейке термометр уже показывал 3° ниже нуля.
Зыбкову стало просто скучно, и он размечтался о теплой постели и уютной комнате. Сделав маленький глоток коньяку, он почувствовал приятную теплоту в пищеводе, и ему пригрезился сытный обед. Клюнув носом, он ясно увидел перед собой дымящуюся тарелку супу, и в тот момент, когда его рука с ложкой протянулась к этой тарелке, тарелка вдруг прыгнула ему в лицо и больно ударила по лбу. Зыбков вскинул голову и, проснувшись, понял, что ударился лбом об один из приборов. Вероятно, он просто вздремнул… Но нет — его снова качнуло в корзине. Точно кто-то резко толкнул ее. Ничего не понимая, Зыбков смотрел на высотомер, показывавший 250 метров — до земли было далеко. Однако корзина снова дернулась, и стало ясно, что восьмидесятиметровый гайдроп за что-то цепляется.
— Чепуха какая-то! Не могут же здесь деревья быть по 170 метров.
Но еще один рывок, более сильный, чем прежние, показал, что вероятно это именно так, — снизу раздался характерный хруст ломаемых сучьев и ветвей, и было ясно видно, как гайдроп, захлестнувшись за древесный ствол, натянулся в сторону от подвесного обруча, к которому был укреплен. Не отрывая глаз от высотомера, Зыбков стал осторожно травить балласт из очередного мешка, и рывки прекратились.
Зыбков решил не будить Сементова, но стал внимательно наблюдать за стрелкой высотомера. В полном согласии с перьями обоих барографов, эта стрелка стояла против 250 метров.
Часы показывали 11 часов 50 минут. Как было условлено, Зыбков должен был завести их как раз в полночь. Он осторожно расстегнул кожаный футляр и достал массивную луковицу, настороженно глядевшую на него горящими фосфором цифрами. Заведя часы, он вставил их на место и принялся за вторые. За это время стрелки успели продвинуться еще на 5 минут. И как раз, когда Зыбков приподнялся на цыпочки, желая дотянуться до рейки, чтобы поставить на место вторые часы, он почувствовал, что борт корзины сильно толкнул его в грудь. Крепко держа в руках часы, Зыбков со всего маху полетел в противоположный угол корзины, где, завернувшись в брезент, спал Сементов.
Не успев даже крикнуть, Сементов, забился в мокром брезенте, пытаясь сбросить с себя тяжесть коренастого тела Зыбкова. Новый крепкий толчок корзины сделал это за него. Зыбков скатился с Сементова и, растянувшись поперек корзины, уперся головой в ее борт, все еще не выпуская из рук часов.
Через несколько секунд Сементов был на ногах и, наступая на пытавшегося встать Зыбкова, бросился к приборам, но резкий толчок, сопровождаемый сильным треском ломаемых внизу деревьев, заставил его изо всех сил вцепиться в стропы, чтобы удержаться на ногах. Корзину неистово мотало из стороны в сторону, точно бочку на волнах. Оглушительный рев ветра доносился снизу, из леса, так ясно, словно этот лес был вот здесь, совсем рядом с корзиной. Не могло быть сомнений в том, что гайдроп зацепился за деревья. Стараясь пересилить завывания ветра, Сементов крикнул Зыбкову:
— Травите балласт… травите балласт, чорт вас подери!..